Книга Наука и проклятия - Анна Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели у вас могут отобрать титул, чтобы сделать бароном какого-то игрока?!
— Адам скрывает размер своих долгов, — горько улыбнулся барон. — Его кредиторы не торопятся в суд, понимая, что взять с него пока нечего. Донал выяснил это для меня, но доказательств у нас нет.
Опять Донал! Какой-то вездесущий тип.
Я поморщилась, и Фицуильям принял это на свой счет.
— Простите, — спохватился он, когда пауза затянулась. — Куда подевались мои манеры? Я ведь даже не предложил вам сесть!
Я качнула головой.
— Не буду вас отвлекать.
Он с видимым отвращением покосился на бумаги и предложил вдруг:
— Давайте пройдемся? Держу пари, Джорджина толком не показала вам замок.
Отрицать не было смысла.
— Только картинную галерею. Зато она рассказала множество сентиментальных историй о ваших предках.
Барон тяжко вздохнул.
— Джорджина излишне романтична, а мама ей потакает.
О свекрови я хотела говорить в последнюю очередь. Тем более на ночь глядя — еще приснится!
— Пойдем? — Он протянул мне руку, и такая мольба была в его глазах, что я не устояла.
Что же, разговор по душам назревал давно. Заодно еще кое-что проясним.
Поначалу барону было неловко, и он рассказывал о замке скупо и сухо. Построен в таком-то году, принадлежал роду такому-то, завоеван был всего однажды. Потом он увлекся и стал рассказывать, что фамилию Скотты род получил как раз после того, как замок пал. Мужчины, защищавшие его, были убиты, в живых проклятые завоеватели оставили лишь дочь барона, прекрасную Аннабель. Судьба ее была незавидна — впоследствии, когда замок Мэлоуэн отбили, у юной леди Аннабель родился незаконнорожденный сын, от которого и пошел род Скоттов.
— Вы наверняка видели портрет Адама Скотта, нашего прародителя, — вдохновенно рассказывал Фицуильям, блестя глазами.
Я кивала и поддакивала, не без интереса слушая историю семьи. По правде говоря, для моего исследования толку от этого было чуть. За столько лет подлинные события наверняка исказили до неузнаваемости, превратив неприглядную правду в красивую легенду. Но кто я такая, чтобы лезть грязными руками в чужую душу? Фицуильям любил замок. Что бы он там ни говорил о том, как опротивело ему быть бароном, он ни за что не отдал бы замок Адаму, поскольку отлично понимал, сколь незавидна будет судьба имения, окажись оно в руках игрока и мота. Так что сопротивляться Фицуильям будет до последнего, и меня это не очень радовало. Я-то в этой истории только пешка!
Мы гуляли по замку рука об руку, как примерные супруги, и так увлеклись разговором, что заметили свекровь, лишь почти поравнявшись с нею.
— Фицуильям? — Она требовательно ткнула в него сложенным конвертом, не удостоив меня и взглядом. — Почему ты не отвечаешь на письма? Донованы жалуются, что…
— Мама, — перебил он. — Срочные дела не позволили мне ответить им сразу. Уверен, они примут мои извинения.
— Какие еще срочные дела? — осведомилась она с подозрением. — И куда ты собираешься на ночь глядя?
— Позволь тебе напомнить, что мне уже двадцать семь лет. — Барон с видимым трудом сохранял самообладание. — И если я хочу прогуляться с собственной женой, то это наше личное дело!
В свекрови явно боролись здравый смысл и желание продолжить скандал. Разум пересилил.
— Непременно покажи Маргарите Западную башню! — скомандовала она властно. — Вечером оттуда открывается прекрасный вид. Я распоряжусь, чтобы вам сервировали там легкие закуски.
Кивнула сыну и лебедушкой поплыла прочь.
Он смотрел ей вслед со странным выражением на красивом лице: усталость, негодование — и вместе с тем любовь.
— Ох, мама… — и покачал головой.
— Мы можем не послушаться, — заметила я вполголоса. — Если вам это не нравится.
— Это мое любимое место в замке, — сознался он глухо. — Просто… с ним связано слишком много воспоминаний.
— Понимаю. — Я сжала его ладонь. — Думаю, нам лучше посидеть в библиотеке или, например, в зимнем саду.
— Не стоит. — Барон через силу улыбнулся. — От этих воспоминаний рано или поздно нужно избавляться, а вид оттуда действительно очень красивый, особенно на закате. Вам понравится. Пойдем?
От возможности поговорить наедине я отказываться не стала.
Западная башня была нежилой. По лестнице гулял сквозняк, лениво гонявший туда-сюда хлопья пыли. Окна закрыты ставнями, электричество не подведено. Замок слишком велик для почти угасшего рода, к тому же наверняка требует прорву денег, так что дальние уголки потихоньку разрушались.
Зато когда выщербленные ступени привели нас на самый верх, от восхищения у меня перехватило дух. Солнце садилось за зеленые холмы, и отсюда, с высоты, зрелище было поразительно красивым и величественным.
Я стояла, затаив дыхание и стиснув руку Фицуильяма, пока не угасли последние лучи дневного светила.
— Красиво, правда? — В голосе Фицуильяма звучала нежность.
— Очень! — порывисто ответила я, повернув к нему лицо.
В сумерках барон казался старше. Взгляд его — мрачный, испытующий — странно контрастировал с тем восторгом, который переполнял меня.
— Расскажете, с чем связано для вас это место? — вырвалось у меня.
Он покачал головой.
— Извините, Маргарита. Я не хочу об этом говорить.
Понятно, с женщиной. Не скажу, чтоб у меня прямо сжалось сердце, и все же… на какой-то короткий миг мне стало обидно.
— Кажется, нам приготовили закуски, — сказала я с оживлением, которого не испытывала.
— Да. — Барон чиркнул спичкой, зажигая свечи на низеньком столике. Сидеть за ним полагалось на подушках, тоже предусмотрительно принесенных слугами, так что устроились мы с удобством. — Хотите вина?
— Не откажусь, — чинно ответила я.
Он положил мне на тарелку паштет, корзиночки с ветчиной, корнишоны и рулет. Свекровь, верная себе, и тут заставила меня соблюдать диету. Впрочем, все оказалось упоительно вкусно, и некоторое время мы молча наслаждались лакомствами и хорошим вином. Кстати, вина было аж три бутылки — не знаю уж, из каких соображений.
— О чем вы думаете? — нарушил тишину Фицуильям, крутя в руках опустевший бокал. На пальце его поблескивал баронский перстень-печатка. В неверном свете свечей лицо барона казалось хмурым и напряженным.
— Гадаю, зачем столько вина, — созналась я со смешком и сделала еще глоток.
Барон пожал плечами.
— Наверняка мама надеется, что…
Его слова прервал громкий металлический лязг, донесшийся откуда-то снизу. Фицуильям вскочил, как подброшенный пружиной, чудом не опрокинув столик. Не глядя, поставил жалобно звякнувший бокал и помчался вниз, кажется перепрыгивая через ступеньки.