Книга Зеленый подъезд - Татьяна Веденская

– Согласны ли вы, Александр Александрович, взять в законные жены Алису Александровну?

– Не вопрос! – хохотнул он.

Кольцами нам обменяться не предложили из-за их отсутствия. Сообщили радостную новость, что я отныне вместо Новацкой стала Бобковой, что меня несколько расстроило, и мы всей компанией двинули ноги к Тестовскому.

– Горько! Горько! – негромко скандировали проавансированные нашей травой гости. Мы целовались, они укали, хлопали и забивали новый косяк. На горячее у нас был винт, который изготовил сам Лекс. Долго и нудно он что-то отбивал на бензине, который мы выпросили на местной бензоколонке. Потом какие-то кристаллы сушил на страницах символической книжки «Алиса в Стране чудес», намекая, что теперь у меня начнется волшебная жизнь.

– Ты же ведь у нас Алиса в Стране чудес.

– Я Элис. Зови меня только так, – в который раз сказала я Лексу, но со временем поняла, что он по-любому делает и говорит только то, что хочет. В общем, потом он кипятил какие-то флаконы, стучал по колену, что-то вытягивая, как он пояснил. И наконец достал из рюкзака симпатичный черный кожаный пенал, в котором жил его портативный набор, и стал раздавать народу шприцы. Мы, как молодожены, в фуршете не участвовали. Народ обдолбался и ушел, оставив нас наедине на всю ночь. Это был подарок Дани на свадьбу, хотя в ее необходимости он почему-то начал сомневаться.

– Элис, ты уверена, что этого хочешь? – тихонько спросил он меня накануне.

– А почему нет, – удивилась я.

– Он не такой уж принц, как кажется. Он может сделать тебе очень больно. Я уже жалею, что вас познакомил. Кто бы мог подумать, что все так сложится?

– Никто, – согласилась я. – Но весь вопрос в том, что на самом деле кто угодно может сделать мне больно. Почему бы не он?

– Может, и так, – вздохнул Даня и пообещал нам целые сутки наедине после свадьбы. Они ушли, а мы долго курили траву, трахались на Данином диване и разговаривали о том, как будем жить. Тогда-то я и узнала, что мы поедем в Питер.

Глава 4

Настоящее дно

Две недели – не очень-то большой срок для свежеобженившихся молодых людей. Молодожены, по логике, должны бы не разлепляя рук и не отрывая глаз провести первые полгода – год. И от счастья даже и не ощутить, как время прошло. Но для нас и пара недель тянулась достаточно долго. С того момента, когда Лекс отдал свое сердце в мои нежные руки, сделав меня мадам Бобковой, он успокоился и принялся заниматься привычными делами. То есть пропадать часами неизвестно где, возвращаться затемно в, мягко говоря, неадекватном состоянии и на попытки увязаться за ним вяло от меня отмахиваться. Медовый месяц был отменен как пережиток презренного мира обывателей.

– Лекс, я пойду с тобой?

– Зачем это? Холодно. Сиди дома. – Он называл Тестовскую домом, хотя и видел, что от подобной формулировки Данилу прямо перекашивает.

– Я пойду попою тогда в переходе.

– Вот еще глупости! Чего ты там напоешь? Слезы.

– Но мне тоскливо тут сидеть одной.

– А Даня?

– Она, кажется, не за меня замуж вышла, – вмешивался Даня.

– Но это же не значит, что я теперь за ней должен ходить, как долбаная тень, – злился Лекс.

И вроде бы он был прав. Следовало наладить отношения так, чтобы я могла жить и не дергаться каждый раз, как только Лекс выходит за порог. И вообще непонятно было, почему я дергалась. Еще каких-то две-три недели назад я жила и знать не знала какого-то там Лекса, а теперь сижу и покрываюсь испариной, когда его нет. Так страшно, словно моя жизнь закончится, если он не вернется в означенный час в нашу берлогу, временное пристанище для бродяг. Это могло бы показаться слишком слащавым, розово-сопливым, если бы не одно «но». Нет ничего особенного в том, что жена скучает по любимому мужу. Но я не была ничуть женой, влюбленной в мужа. Словно какая-то чужеродная сила против нашей воли соединила в одно двух непримиримых врагов. С ним было плохо. Он кололся, пел, раздирая мне душу, и наплевал на меня сразу, как только женился. Я вспоминала Артема, обижалась на Лексово высокомерное отношение к моему голосу и песням. С Даней было куда лучше, чем с ним. Но когда он уходил, я чувствовала странную пустоту, словно бы у меня отняли руку или ногу. Пусто и больно до одурения. Больно так, что хоть на стенку лезь, только чтобы это кончилось. Я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что его нет. А когда он приходил, я вся сжималась от предчувствия того, что он опять уйдет. Или оттого, что он однажды уйдет совсем. И тогда-то я и сделаю этот шаг в вечность. «Всего приятней прыгнуть из окна, отринув тьму...»

– Почему? Что тебе в нем? Что ты плачешь? – спрашивал Даня.

Время, говорят, лечит, но у меня его не было. Хватало только на слезы, а потом он приходил. Лекс по непостижимым причинам каждый день возвращался ко мне. Мрачный и издерганный, он смотрел и не понимал, что делает здесь. Ведомый той же силой, что и я, он не мог пережить день без меня. Но от этого ему не становилось лучше. Он возвращался и сидел молча, перебирал струны. Или скандалил.

– Меня все достало!

– Что достало?

– Ваша винтовая Москва достала!

– И я? – замирала я каждый раз.

– Нет, детка. Ты – нет, – говорил он. Словно связанные магнитом, мы не понимали, что держит нас вместе. Обломки разных деталей, скрученные изолентой. Я даже начала смиряться с этой ненавистной «деткой».

– Поехали ко мне, в Питер. Не могу я здесь больше, невыносимо.

– Хорошо. Хоть завтра, – согласилась я.

Но уехали мы только второго января, после ужасного Нового года, который встречали у Дани, естественно. Где ж еще? А ужасно потому, что поскольку денег не было совсем, а праздника хотелось, Лекс вышел на Арбат, напел немного бабла и зазвал к Дане кучу отморозков и придурков, вся прелесть которых в том, что у них ингредиенты для винта и куча травы. Они принялись горланить, варить винт, пачкать квартиру. Даня бегал злой и пытался выставить из дома особо неадекватных особей. Лексу все было по барабану, он был в ауте и не выпускал меня из жарких объятий. Я злилась невероятно, так как винта мне никто не предложил, оставили в праздник трезвой как стекло.

– Лекс, но ведь Новый год – отличный повод для первого укола, – нудела я.

– Мала еще. И винта мало. Перебьешься, – отмахивался он при раздербанивании «фурика». Я бродила кругами и ругалась, но все без толку. Винт выбрали в три секунды, я осталась ни с чем и с никаким мужем. Любовная горячка в таких условиях превратилась в пытку. Лексу в его полубреду было все равно, смотрит на нас кто-то или нет, а меж тем об нас только что не спотыкались.

– Как у вас там все весело! – прокомментировал нас кто-то, после чего я истерично разоралась и наотрез покинула диван.

Даня курил на кухне и пытался сделать какой-то бессмысленный, но очень сложный в исполнении рисунок. Я села напротив, положила голову на стол и начала смотреть на его нервические взмахи, от которых на листке появлялись рваные ломаные линии. Лекс принялся играть на гитаре. Он вообще не особо понял, что я ушла. В общем, к вечеру первого января, первого дня Нового года, Даня сказал нам, с трудом придя в себя: