Книга Сожженные цветы - Яна Розова

— Так это сатанисты или нет? А что в этих вложениях к письмам? — Света закурила и присела на постель.

— Пока не знаю.

— Из тебя слова не вытянешь!.. Ох, уже пять часов!

— Серьезно? — Он выскочил из постели.

— Куда ты?..

Света не успела докурить, а он уже принял душ и оделся.

— Что за дела? — спросила она.

— Вспомнил, что машину надо отогнать на стоянку. Хочешь, отвезу тебя домой?

— Давай…

Они уже сидели в машине, когда Света сказала:

— А ведь ты недаром со мной роман завел. Совмещаешь приятное с полезным?

Седов заглянул ей в глаза.

— Может, я плохо объяснил или ты меня слушать не захотела? Я люблю тебя. Ты для меня — не приключение. Ты — мой воздух и мой хлеб.

— Но и про делишки свои ты не забываешь? Причиной ее недоверия было давно вколоченное в ее голову Ванечкой правило: любовь — это в романах. В жизни — секс, семья, гульба налево. И Света, несмотря на все совершенство своего мыслительного аппарата, считала, что он прав.

— Дурочка, — услышала она в ответ. — Ты просто должна мне верить. И еще: мне надо порыться в вашем домашнем компьютере. К сожалению, я не сумел поладить с хозяином дома и получить право появляться у вас, когда мне надо. К счастью, я соблазнил хозяйку.

Света посильнее ткнула любовника кулаком в спину, он ойкнул.

— Давай послезавтра. Утром никого не будет. Ванечка укатит в Москву по делам, а Федя уедет к друзьям погостить.

— Годится. Здесь высадить?

— Да…

— Стой, дай поцеловать!

12 октября

Увидев Пашу на пороге, Света почувствовала, как ужасно соскучилась по нему.

С момента их расставания она то и дело вспоминала это удивительное ощущение любимости, которым напитал ее рыжий сыщик. Несмотря на великолепие своей внешности, ничего подобного прежде она не переживала — никто и никогда не прилагал столько усилий, чтобы сделать ее счастливой. Мужчины, видя ее холодноватую красоту, априори ожидали отказа, и если все же пытались ухаживать, то делали это скучно, похабно или небрежно — словно бы по принуждению.

С Пашкой все оказалось иначе.

Одно было плохо: любовь Седова подчеркнула убогость Светкиной эмоциональной жизни, которая прежде казалась ей вполне приемлемой. Она давно смирилась с ролью домработницы и красивого эскорта при влиятельном муже. Ванечка понимал, что своей мягкостью и очарованием супруга сглаживает его откровенное хамство, чем и пользовался. Если он хотел произвести впечатление, то приглашал нужного гостя в дом, где милая красавица-жена очаровывала его пирогами, беседами и улыбками.

Со стороны Света и Ваня сильно напоминали идеальную пару. Но стоило супругам остаться наедине, как Ванечка принимался упражняться на жене в злом остроумии до тех пор, пока она не начинала плакать. Это возбуждало Фирсова — он волок жену в спальню и имел ее тело, не зарясь на ее чувства.

Последние двое суток Светка беспрерывно думала: как она может терпеть своего мужа, если есть Павел Петрович Седов? Совершенно очевидно: так жить нельзя!

А дочь? Стоит ли она той жертвы, которую приносила ежедневно Света? Разве не замечала прежде, что с каждым приездом в Гродин Марина становится все более отчужденной, отдаляясь от матери. Девочка все сильнее походила на отца — взглядами на жизнь, привычками и лицом, а это разрывало сердце.

Может быть, Пашка прав? Может быть, надо уйти от Ванечки и жить просто для себя? Прежде такие мысли Света считала преступными.

Она обняла его, вдохнув запах его кожи, ощутив, какой он горячий — словно в жару, какой неловкий, жадный, голодный, почти злой. Они соприкасались губами, телами, а Светлане казалось, что он держит в руках ее душу. Она отстранилась в страхе — не слишком ли это? Готова ли она?..

Седов тоже отстранился.

— Где твой компьютер?

— В комнате… Подожди, я не могу отпустить тебя…

— У нас есть время, мы все успеем. Куда идти? Сюда?

Света вытерла губы и повела его за собой вглубь квартиры.

— Как покаталась с братом?

— Здорово! — Она даже руками всплеснула от приятного воспоминания. — Мы сначала по городу покатались, а потом поехали посмотреть церковь, которая стоит неподалеку от Остюковки. Из-за поджогов все стали кричать, что церкви надо охранять, и Фирсов громче всех. А та церковь — уникальная, полностью построенная из дерева. Представляешь, на самом деле никто не помнит, как она называется! Безымянная церковь! После революции документы нашей областной епархии сожгли, а в Остюковке не осталось никого, кто бы мог вспомнить ее название.

— Мистика, — покивал Паша.

Света продолжала:

— Там должен хотя бы сторож дежурить, а там — ни человечка! Церковь заброшена, даже дверь сломана… Ой, я мешаю тебе? Ты работать будешь?

— Да, пора бы! Свари мне кофе, пожалуйста, — попросил он, включая компьютер. — Я всю ночь работал. Дежурство. Так ты говоришь, что послания сумасшедшего пропали из компьютера? Убежали, что ли? Кто, кроме тебя и Ванечки, имеет доступ к компьютеру?

— Федя и Маринка, когда приезжают.

— Когда они были в последний раз?

— Федя только что приехал, при тебе. А Маринка была летом.

Паша растворился в потоках информации.

Когда Света вернулась, он по-прежнему щелкал по клавишам, ерзал мышью по столу, открывая файлы один за другим, и чертыхался.

— Сколько было писем?

— Несколько, — резонно ответила она. — Я что, могу такое помнить?

— На чье имя они приходили?

— На мое.

— Вот это, чья папка? Эта, NB?

— Ванечкина.

Седов, не отрываясь от поисков, отпил глоток кофе и вдруг закашлялся. На экране возник текст первого письма.

— Это оно! — узнала Света.

Паша повернулся к ней и попросил:

— Знаешь, пойди пока, покури!

Свете не хотелось уходить — интересно же узнать, что там в этих письмах, и, кроме того, хотелось побыть с Пашей, но она привыкла делать то, о чем ее просят, поэтому вышла на лоджию. Закурила и услышала, что Паша изумленно присвистнул. Осторожно заглянула в комнату. Монитор от балконной двери не просматривался, тогда Света оставила сигарету в пепельнице, тихонечко подобралась к Паше и застыла у него за спиной.

То, что она увидела, показалось ей кадром из малобюджетного фильма ужасов. Съемка проводилась со стационарной точки. Полная тишина, сопровождавшая невероятную картинку, производила еще более жуткое впечатление, чем все стоны, крики, рыдания и всхлипы, которые сопровождали видеоряд в кинофильмах.