Книга Купе смертников - Себастьян Жапризо

— Ведь это женская косынка.

— Да, мамина. Не знаю, почему я захватил ее с собой. Маленьким я очень любил маму, любил носить ее вещи. А сейчас даже не знаю.

Он разработал целый план, как ему выйти с Лионского вокзала. Он сказал, что объяснил ей ночью, что ей следует сделать. Сказал, что объяснял ей это целых полчаса, свесившись над ней с полки. А она ничего не слышала: должно быть, как раз в ту минуту заснула.

— Вы должны были взять мой чемодан. Выйти, предъявив свой билет, оставить вещи в зале ожидания и вернуться обратно с двумя перронными билетами. А потом мы вышли бы вместе.

— Я ничего не поняла. Я не слышала. Вы очень здорово придумали.

Он смотрел на нее недоверчиво и разочарованно. Взрослым нельзя доверять. Они тебя никогда не слышат.

Она, стараясь придать ему уверенности, коснулась его руки. И подумала: «Теперь я и впрямь делаю глупость, по-настоящему я должна была бы пожелать ему, чтобы его поскорей задержали и отправили домой. В худшем случае его бы наказали, оставив без сладкого».

— Так идите и заберите свой чемодан. Где вы его оставили?

— В купе. В сетке для багажа.

— Заберите его поскорей и возвращайтесь.

— И мы сделаем так, как я сказал?

— Да, мы сделаем так, как вы сказали.

— Вы не уйдете? Она смотрела на него, чувствуя какое-то странное возбуждение, почти как в школе, но возбуждение куда более сильное. Сейчас мы обведем вокруг пальца надзирателей, сорвем урок или устроим тарарам, только куда более сильный.

— За кого вы меня принимаете? Он, счастливый, доверчиво кивнул головой и побежал к поезду за чемоданом.

Она прождала его минут десять на скамейке, думая: я себя знаю, я слишком хорошо себя знаю, у меня не хватит духа бросить его здесь, у меня с ним будет масса неприятностей, я сошла с ума.

Он вернулся с чемоданом, шел медленно со странным выражением лица, посерьезневший, притихший, неузнаваемый.

— Что это с вами?

— Со мной? Ничего.

Она вышла одна с двумя чемоданами и сумочкой. Нести их было тяжело. В зале ожидания она долго искала в карманах и кошельке две монеты по пятьдесят франков. Взяла в автомате два перронных билета. Оставила чемоданы позади автомата и вернулась обратно.

Он ждал ее у контроля, у него было все то же странное выражение лица, и тут она вдруг заметила:

— Куда вы дели свою косынку?

— Должно быть, забыл в купе. Пойдемте, это не имеет значения.

Они друг за другом прошли мимо контролеров. Бэмби предъявила билеты. И вот холодным солнечным утром они остановились со своими чемоданами на тротуаре у вокзала, глядя на проезжающие мимо легковые автомобили и автобусы.

— Ну ладно. До свидания, — сказал Даниель.

Он не умел говорить спасибо.

— Что вы собираетесь делать?

— За меня не беспокойтесь.

— А я вот беспокоюсь.

Они прошли немного в сторону площади Бастилии, прежде чем Бэмби остановила такси. Она села в машину. А он стоял на мостовой, погрустневший, с чемоданом из свиной кожи у ног. Она сказала:

— Вы едете со мной?

— Куда? Она не нашлась, что сказать в ответ. Он с трудом впихнул свой чемодан в такси. Ему все давалось с трудом. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, платье Бэмби задралось на коленях, и она никак не могла поправить его в машине, которая резко тормозила, проезжая по незнакомым улицам, где никто никого не знал.

Она назвала адрес, при одной мысли о котором вот уже две недели радость переполняла ее сердце: интересно, как она выглядит, эта улица Бак?

Когда они переезжали через реку (река Сена берет начало на Лангрском плато, протяженность ее 776 километров), она взглянула на Даниеля, он весь был погружен в свои мысли.

Она сказала, что все устроится, — ей тоже надо было подбодрить себя. Он робко положил на ее руку свою ладонь, теплую, с длинными, загоревшими за время каникул пальцами.

С ключами от комнаты на улице Бак вышла целая история. Консьержки в доме не было. Они обратились в ближайшее кафе, потом к жильцам с других этажей. Бэмби пришла к выводу, что парижане не слишком-то любезны.

В конце концов оказалось, что Бэмби в ее комнате ждет девушка по имени Сандрина. Она тоже работает в конторе на улице Реомюра. Приехала годом раньше из Нанта. Живет неподалеку, на Севрской улице, в такой же комнате. Мсье Пикар поручил ей встретить Бэмби. Она говорила, что просто возмутительно работать в агентстве по продаже недвижимости и жить в таких условиях. Она поглядывала на Даниеля, не понимая, кто он такой, ожидая, когда ей его представят. Но Бэмби, взобравшись на табурет, засунув руки в карманы своего голубого пальто, смотрела на крыши Парижа и совсем забыла о Даниеле.

— У меня нет ключей, — сказал консьерж на улице Реомюра. — Случись у них даже пожар, я и тогда ничего бы не смог сделать.

— Я хотела просто взять свою сумочку.

— Вы можете хотеть взять что угодно: пишущую машинку, деньги, которые лежат у них в сейфе, это ничего не изменит, у меня нет ключей.

Бэмби резко повернулась и направилась прямо к лестнице.

— Куда вы идете?

— Поднимусь в контору. Может, там кто-нибудь есть.

— Никого там нет. Все ушли. Вы знаете, который час?

Было одиннадцать часов вечера. Она все-таки поднялась на третий этаж, позвонила в дверь и спустилась вниз. Консьерж ждал ее у своей комнаты. Он ничего не сказал ей, глядя, как она выходит в темноту, засунув руки в карманы своего голубого пальто, он, вероятно, думал: «что за молодежь теперь пошла», или же «ну и времена настали», а может «задать бы ей хорошую порку», что-нибудь в этом роде.

Комната была небольшой, четыре на три метра, потолок скошенный, стены выкрашены в белый цвет. В углу — газовая плита, стенной шкаф, умывальник и, верх роскоши, — душ, отгороженный лимонно-желтой полиэтиленовой занавеской.

— Я все здесь устрою по-своему, — сказала Бэмби.

Сандрина просидела у них довольно долго. Она то и дело говорила:

— У вас прекрасное платье. У вас прекрасная прическа, как вам удается уложить так волосы? У вас прекрасные туфли. Не правда ли, у вас прекрасный душ?

Ей все казалось прекрасным. И поскольку Бэмби не отвечала, занятая своими делами, разбирая вещи, которые доставала из чемодана, она стала рассказывать о конторе, произнесла длинный монолог, который, кроме нее самой, никто не слушал. Контора тоже была прекрасной.

Вдруг оказалось, что уже около двенадцати дня. Сандрина наконец ушла, сказав на прощание, что они еще встретятся вечером, а Даниель уснул на кровати.

Комната уже преобразилась: на ночном столике появились фотографии, на этажерке — книги, а на кровати — плюшевый мишка, которого Даниель пристроил у плеча, и он щекотал ему щеку во сне.