Книга Грех жаловаться - Феликс Кандель

Завопил Оболдуев из-под запасов зимнего пропитания:

– Сон есть ума пошествие в непошествии телесном! И я за то не ответчик!..

Проснулся Оболдуев во сне у Оплечуева‚ потным ужасом одержим‚ поскакал в дальние ото всех губернии‚ во град Сумин – отсидеться‚ а тот град стенами весьма крепок и от границ удален на три года скакания...

10

Пасмурно стало с перемешкою‚ ветром нагнало тучи к пролитию вод‚ а как солнце на покат пошло‚ накрапало и потишало. Ночь шла чередом к нескорому рассвету‚ ночь спелой луны; неусыпному оку прозревались в Талице малоприметные события.

Девка Марфутка елозила на кухне по половицам, щи подбирала пригоршней из опрокинутого чугуна. Черпнет жидкого варева – и обратно в чугун. Черпнет погуще и туда же. Пыхтела – приговаривала:

– Я есть не стану‚ а эти пусть едят. Эти всё съедят – не подавятся‚ а я не стану‚ и барину не подам...

Собрала щи‚ утерла насухо ветошью, на лавку завалилась.

Все спали‚ все угомонились‚ а Матюша Фертик сидел на сеновале и раскладывал юсы. Юсами по-офеньски называются деньги‚ и Матюша считал под нос:

– Екой‚ кокур‚ кумар‚ кисера‚ пинда‚ шонда‚ сезюм...

Оставшись недоволен достатками‚ слез с сеновала и пошел шастать по дому в поисках добычи‚ дабы употребить к приумножению счета.

В плошке с маслом тлел фитилек на кухне. Девка раскинулась по лавке в вольной позиции‚ руки разметав с ногами‚ готовая к незамедлительному принятию от Оплечуева мужского детородного семени. К девке подступил‚ девку приоткрыл: начал ее починать‚ а она в крик – и чугуном по башке. Щи снова расплескались по кухне‚ Матюша бежал со стыдом-поражением‚ а девка Марфутка заелозила по полу‚ варево подбирая в чугун:

– Я есть не стану‚ а эти пусть едят. Эти съедят – не треснут‚ а я не стану‚ и барину не подам...

Матюша побрел по двору‚ звон ощущая в голове от неподъемного чугуна. Потом звон прошел‚ но оставалось щекотание в ушах‚ которое требовало незамедлительной проверки.

Пес брехнул.

Конь поржал.

Ворота скрипнули.

Прикрыл луну облак рассеистый.

Прислонил ухо к земле‚ стоны услыхал поодаль‚ крики‚ треск ружей и звон мечей‚ грузный вдали топот и смятенного многолюдства говор. Враг‚ не иначе‚ пустошил волости‚ жгучи и воюючи‚ гарь натекала от старания пушкарей‚ хмарь‚ сивая мглистость‚ и люд кашлял‚ тревогою объят от конского рысканья и горестей дымных.

Посидел на крылечке‚ прикинул – скорым шагом пошагал в хлев‚ углядев на полу‚ возле коров‚ выставленные наружу Афродитины прелести.

– Эй‚ пробудись-ка.

Милитриса встрепенулась на мужской голос‚ будто солдат на трубу‚ с оханьем уселась на соломе‚ пожеманившись по привычке:

– Мы у мадам Аграфены спим допоздна.

– Долго спать – стариком стать.

– Мы у мадам Аграфены конфектуры по утрам кушаем.

– Ты их отработай сперва.

– Нас‚ мамзелей‚ у мадам Аграфены – нарасхват.

– С одной управимся.

Поглядела на него‚ сказала:

– Каков ваш прожект?

Матюша сел рядом‚ обтрогал обстоятельно всякую ее припухлость‚ остался доволен:

– Ты баба с прижимом. Нашей породы. Беру тебя в дело.

– Велико ли дело?

– Войско на подходе‚ двунадесять языков. Твоя работа – моя забота.

– Прибытки – поровну?

– Прибытки поровну.

Прикинула: вдвоем вроде бесперебойнее. Вдвоем барышнее.

– Как бы злодей не пошарил‚ – сказала озабоченно. – Народ нынче какой? Народ нынче лихой. Без приданого – кто позарится на бедную девушку?

– Не пошарят‚ – похвалился Матюша. – Мы наши достатки в земле упрячем. Земля – тот же сундук‚ да отомкнуть трудно.

– Шафрану надобно‚ – еще сказала. – Благолепность навести лицу. Анис нюхать часто, для оживления памяти. Кто недодал‚ кому перевешано. А обманешь‚ – погрозила‚ – и я тебя оболгу пред кем хошь. А то хлебцы замешу на змеином сале. Ты съешь‚ тебя и разорвет по макову зерну.

– Не разорвет‚ – пообещал Матюша Прыткач‚ Матюша Урви-Ухо‚ валетной красы бес Матюшка: ему ли не знать?

Пошел через двор‚ стукнул в окно‚ разбудил Оплечуева:

– Барин‚ промышляй о себе. Не становись на бой‚ барин. Того для‚ что не твойское это дело. Лучше беги, я тут присмотрю.

А про себя просчитал далее в сладостном ожидании достатков:

– Пинда‚ шонда‚ сезюм‚ вондара‚ девера‚ декан...

– Куда бежать-то? – спросонья поинтересовался Оплечуев, заранее непуглив. – Неужли в землю Офирскую‚ расплохладистую‚ небесным доброуханием одарённую?

– Да хоть куда. Уходи‚ барин. Нам их не перебороть.

– Может‚ потягаемся?

– Многие до тебя тягались. Опричь смерти ничего не нажили. Пусть нас ополонит‚ и заживем на своей воле.

– Тоже варьянт‚ – задумчиво молвил Оплечуев и вскричал: – Афанасий! В сполох бить! Мужиков будить!

Ров копали в ночи: вглубь полторы сажени. Земляную защиту наваливали. Рогули суковатые натыкивали. Бревна стоймя вкапывали. Мужиков выставляли на валу, в сермягах и кожаных нагрудниках. Афанасий Верещага – правой руки дозорщик. Лопотуха Артемий – левой. Рукосуй Семен и Балда Кондрат посредине. Осип Плакса жалобить умел без меры‚ чтобы силы у врага таяли и руки опадали‚ но Осип упокоился под холмиком от прежнего надрыва пупа, подсобить мужикам не мог. Оставался еще Алеша Песенка‚ но этого приставили к знамени‚ ибо вражьего языка он не знал и пением не мог исторгать у противника выдохи и стенания. Знамя камчатое‚ тесьма серебряная‚ по углу шито золотом: под таким только и стоять‚ душу отдавать с охотою.

Затворились. Кулаки изготовили:

– Куда‚ барин‚ глянешь‚ туда и мы головами своими. Побьем‚ повалим, в плен повяжем.

А он по-суворовски:

– Почин и наступ! Мгновение дает победу! Бей‚ коли‚ руби! Это всё будет вспомнено.

Туман клубился на подходе и пеленой обвивал. Шум нарастал исподволь‚ топот‚ конское ржание. Облегло вкруг Талицы и затаилось...

11

К ночи был голос гиперборею Гриде‚ что высматривал безотрывно сквозь дыру в камне: "Встань‚ Гридя! Выйди из логова своего". Встал. Вышел из логова. Прошагал по болоту до Талицы: раны бойцам лечить и кости править. Вышел и Фалалей из вонючей жижи‚ следом за ним Кисляй с бодучим Иринархом. Встали пред Оплечуевым‚ сказали молчком: "Как ты‚ так и мы. Да не оступится нога решимости нашей".

К утру пришел Афанасий‚ дверью грохнул:

– Барин! Офеня с Милитрисой бежали...

– Уф! – сказал Оплечуев‚ саблю потянув наружу. – Аще умчит кто девку...