Книга Ты кем себя воображаешь? - Элис Манро

Роза не была знакома ни с кем из друзей Джослин, но знала, что это музыканты, журналисты, университетские преподаватели и даже одна писательница, из чьей пьесы сделали радиопостановку. Розе казалось, что все время, пока они с Патриком сидят в гостиных — нанося визиты или принимая визитеров у себя, — по-настоящему остроумные, интеллигентные люди, не без основания презирающие их, ведут беспорядочный образ жизни и веселятся на приемах где-то в других местах. Теперь ей представился шанс увидеть этих людей, но ее желудок бунтовал и ладони потели.

* * *

Джослин и Роза познакомились в родильном отделении центральной больницы Северного Ванкувера. После того как родилась Анна, Розу отвезли обратно в палату, и первым человеком, которого она там увидела, была Джослин. Джослин сидела в постели и читала дневники Андре Жида. Роза узнала книгу по цветовой гамме обложки — она до этого видела ее на полках в универсальных магазинах. Андре Жид был в списке литераторов, чьи произведения она собиралась изучить. В то время она читала только великих писателей.

У Джослин была одна черта, которая немедленно поразила и ободрила Розу. Джослин выглядела совершенно как студентка, и даже атмосфера палаты в родильном отделении на нее никак не подействовала. У Джослин были длинные черные косы, тяжелое бледное лицо, очки с толстыми стеклами и полное отсутствие миловидности, а по лицу было видно, что ей удобно и она полностью поглощена книгой.

Женщина в кровати рядом с Джослин рассказывала о своей системе расположения продуктов в кухонных шкафчиках. Иногда она пропускала что-нибудь — например, рис или коричневый сахар — и тогда начинала с самого начала, предварительно убедившись, что слушатели находятся с ней на одной волне: «Помните самую верхнюю полку справа от плиты, где я держу суп в пакетиках, но не консервированный суп, тот у меня стоит внизу с консервами, так вот, прямо на соседней с ней полке…»

Другие женщины пытались тоже вставить словечко и рассказать, где какие продукты лежат у них, но у них ничего не получалось, или их вскоре перебивали. Джослин сидела, читала и крутила пальцами кончик косы, словно в библиотеке, в университете, словно занималась изысканиями для научного труда и мир других женщин ее не поймал. Розе очень хотелось быть такой же.

Она была еще оглушена родами. Закрывая глаза, она каждый раз видела солнечное затмение — огромный черный шар с огненной каемкой. Это была голова младенца, окруженная кольцом боли, как раз перед тем, как Роза вытолкнула ее наружу. На эту картину раздражающими волнами наплывали кухонные полки неутомимой рассказчицы, просевшие под тяжестью консервных банок и пакетов. Но тогда Роза могла, открыв глаза, увидеть Джослин, черно-белую, с косами, падающими на казенную ночную рубашку. Джослин была единственным в поле зрения Розы человеком с достаточно серьезным и спокойным видом, подобающим случаю.

Скоро Джослин вылезла из кровати, продемонстрировав длинные белые ноги, небритые, и живот, еще растянутый после беременности. Она накинула полосатый купальный халат. Вместо пояса она подвязала его мужским галстуком. И пошлепала босиком по больничному линолеуму. Прибежала медсестра и велела ей надеть тапочки.

— У меня нет тапочек.

— Но какая-то обувь у вас есть? — ядовито спросила медсестра.

— О да, у меня есть обувь.

Джослин вернулась к своей кровати, полезла в стоящий рядом металлический шкафчик и достала пару больших, грязных, разношенных мокасин. И пошла, так же нахально шлепая ступнями, как раньше.

Розе ужасно захотелось с ней познакомиться.

На следующий день и у Розы уже было что читать — «Последнего пуританина» Джорджа Сантаяны. К несчастью, книга была библиотечная, и заглавие на обложке вытерлось и выцвело, так что Джослин вряд ли восхитилась бы Розиным выбором литературы, как раньше Роза — выбором Джослин. Роза не знала, как заговорить с соседкой.

Женщина, которая вчера объясняла им про свои кухонные шкафчики, сегодня рассказывала о том, как пользуется пылесосом. Она заявила, что очень важно использовать все насадки, потому что у каждой из них свое назначение и, в конце концов, за них деньги плачены. Многие люди используют не все насадки. Она описала, как чистит пылесосом шторы в гостиной. Другая женщина сказала, что тоже пробовала это делать, но у нее материя сбивается комом. Первая объяснила: это потому, что вторая все делает неправильно.

Роза поймала взгляд Джослин над краем книги.

— Надеюсь, дорогая, вы полируете ручки своей кухонной плиты, — тихо сказала она.

— Разумеется, дорогая, — ответила Джослин.

— Вы полируете их каждый день?

— Раньше я полировала их два раза в день, но теперь, когда у меня прибавление в семействе, я даже не знаю, найду ли на это время.

— Вы используете специальную пасту для полировки ручек плиты?

— Конечно! И специальные салфетки для полировки ручек плиты, которые продаются в особых упаковках.

— Это хорошо. Многие люди их не используют.

— Многие люди пользуются чем попало.

— Старыми посудными полотенцами.

— Старыми засопливленными носовыми платками.

— Старыми соплями!

Их дружба расцвела мгновенно. Такая роскошная духовная близость часто возникает в казенных заведениях: школах, лагерях, тюрьмах. Они прогуливались по коридорам, нарушая приказы медсестер. Они раздражали других женщин, которые их не понимали. Они читали друг другу вслух и хохотали навзрыд, как девчонки. Читали они не Жида и Сантаяну, но бульварные романы про любовь, найденные в комнате ожидания.

— Здесь написано, что можно купить фальшивые икры, — сказала Роза. — Правда, не понимаю, как их можно скрыть. Наверно, их крепят ремешками к ногам. А может, просто запихивают в чулки, но ведь, наверно, их сразу видно снаружи?

— К ногам? — переспросила Джослин. — Ремешками к ногам? Ах, икры! Фальшивые икры! Я подумала про фальшивую икру. Фальшивые рыбьи яйца!

Этого было достаточно, чтобы обе покатились со смеху:

— Фальшивые рыбьи яйца!

— Фальшивые сиськи, фальшивые попы, фальшивые рыбьи яйца!

— Чего только не придумают!

Женщина с пылесосом сказала, что они вечно перебивают и портят разговор другим и вообще она не видит, что такого смешного в неприличных словах. Она сказала, что, если они не перестанут так себя вести, у них испортится молоко.

— Я вот думаю, может, мое уже прокисло, — сказала Джослин. — Оно какого-то очень противного цвета.

— Какого? — спросила Роза.

— Ну… какого-то синеватого.

— Господи! Может, у тебя там чернила!

Женщина с пылесосом пообещала рассказать медсестре, что они поминают имя Господа всуе. Она сказала, что она не ханжа, но… Она вопросила, достойны ли они быть матерями. Как Джослин будет стирать пеленки, если она и халат свой явно ни разу не стирала?