Книга Тайна старого фонтана - Виктория Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это значит, если они были близки… — я задумываюсь. В основном о фонтане и о женщине, которая, по словам Сальваторе, мылась в нем. Он говорил об Изабелле? Вивьен? Может, Лили? При чем здесь вода?
Мы говорим до глубокой ночи. Я давно не напивалась вот так, махнув на все рукой. В последний раз с Билл спустя пару дней после самоубийства Грейс Кэллоуэй. Я не ела и не пила с тех пор, как это произошло, лежала в постели и боялась выйти на улицу, потому что это означало бы встречу с реальным миром. Но я не меньше боялась оставаться внутри, потому что там меня ждала встреча с моими собственными демонами. Пока Билл наконец не вытащила меня и не заставила «встретиться» с декалитрами водки — мы наливали ее прямо на кубики льда, а я изливала Билл душу. На той неделе во рту у меня не было ничего, кроме алкоголя. И меня ждало жуткое похмелье.
Но пить с Максом сейчас, даже несмотря на обстоятельства, приятно. Мы меняем тему, как будто это был только предлог привезти меня сюда, оправдание встречи, и говорим об историях наших жизней, наших страхах и надеждах. Макс делится забавной историей о его бывшей. Я ничего не говорю о Джеймсе. Он говорит о своей маме, как он много лет назад пытался связаться с ней, но она не захотела и знать его. Я рассказываю о своей, о папе и сестрах, о том, как росла и как хотела помнить маму лучше.
— Мне жаль, — произносит он.
— Не стоит. Все нормально. Это было давно.
Попытка выглядеть беззаботной тщетна.
— Ты можешь рассказать мне все, — говорит Макс.
— О чем?
— О вещах, о которых ты ни с кем не говоришь.
— Откуда ты знаешь, о чем я говорю, когда ты не слышишь? — говорю я игриво, стараясь сменить серьезную тему, которой мы коснулись.
— Давай, я хочу знать секрет Люси Уиттекер.
Я сглатываю ком. Секрет…
Задумываюсь. А ведь есть кое-что, о чем я никогда не говорила ни с кем.
Я рассказываю, как после смерти мамы старалась сделать отца счастливым, хотя и не знала как. И как хотела почувствовать счастье сама. Я вспоминаю ужасные недели, когда папа не вставал с кровати и как я врала всем, кто заходил, что он просто вышел в магазин и все хорошо. Что отец никогда не говорил со мной о маме, но я и не настаивала, зная, что мы переживаем горе по-разному. Рассказываю, что после того, как сестры разъехались, мне самой казалось немыслимым уехать из дома и оставить отца одного, а потому я нашла работу по соседству, приносила все деньги в дом и даже платила женщине, которая приходила к папе играть в карты по вечерам, когда я работала. Как та женщина дала мне второе дыхание, когда со временем их дружба переросла в нечто большее, и переехала в наш дом тогда же, когда моя давняя школьная подруга Билл искала соседку в свою квартиру в Лондоне. В каком восторге я была оттого, что моя жизнь снова моя… но часть меня навсегда осталась там, в доме отца. Однако я умалчиваю о том, что было дальше. Как я пустилась в опасное приключение, не зная, чем оно может закончиться.
Макс выдерживает паузу, прежде чем сказать:
— Это так трогательно, что ты заботилась о своей семье.
Он ищет глазами мои глаза, взгляд их участливый, небезразличный.
— Любой поступил бы так.
Макс корчит рожицу, будто хочет сказать: «Ну не знаю».
— Они не переживают о тебе?
— С чего бы?
И снова это выражение лица. Но он наливает, и мы опять превращаемся в двух друзей, которые выпивают, не думая ни о чем пугающем, странном или печальном.
— Красивая одинокая девушка, предоставленная здесь самой себе, могла бы натворить всякого, — говорит он и ухмыляется, затем уточняет: — У тебя же никого нет?
— Нет, — краснея и уставившись в пустой стакан, отвечаю я.
— Дома никого не осталось? — он подливает мне. — Кто-то должен быть.
— Почему?
— Просто такое чувство.
— Оно тебя обмануло. Никого нет, — выходит резче, чем я хотела. Я даже не знаю, с чего могла бы начать рассказ о Джеймсе. Слов не осталось, да и были ли они?
— А кто такой этот Билл?
Я смеюсь, и это разряжает обстановку.
— Билл — девушка.
— А… Раз так, мне нравится Билл.
Неожиданно мы замечаем, что наступила полночь. Мы делаем соответствующие приличию замечания о том, что уже поздно и пора закругляться, но никому из нас этого не хочется, к тому же мы оба слишком пьяны, чтобы садиться за руль. И вот уже час, два, три, небо больше не черное как деготь, оно становится чуточку сиреневым, в нем зарождается рассвет. Макс раскладывает диван, и в следующий момент я уже просыпаюсь на нем, укрытая одеялом, с ужасной головной болью, а солнце нещадно светит в окно. К счастью, Макс еще спит. Я смотрю на часы — время раннее, я еще успеваю добраться в Барбароссу и начать день как обычно. Вспоминаю все, что мне предстоит сегодня сделать. На минуту это кажется выше моих сил, и мне хочется притвориться больной, но я все же заставляю себя встать с дивана и тянусь к стакану, чтобы сделать глоток воды. В ванной я нахожу пару таблеток обезболивающего, глотаю их, а потом мажу десны зубной пастой. Мое отражение в зеркале чудовищно — копна спутанных волос, круги туши под глазами. Но есть кое-что, что поднимает мне настроение. Мне было хорошо прошлой ночью. Кому какое дело до похмелья, нечищеных зубов и мучительного дня впереди… мне было хорошо.
Я складываю диван, оставляю Максу записку с благодарностью, беру сумку и выхожу на улицу. Вдалеке виден Барбаросса, но я не уверена, что знаю дорогу к нему. Что ж, я не против немного прогуляться, посмотрим, куда это приведет.
* * *
Я возвращаюсь в поместье в прекрасном настроении. Адалины нигде не видно, так что я могу выпить сока, принять душ и собрать все необходимое для уборки у лестницы. Вспомнив, что в телефоне все это время был выключен звук, я быстро заглядываю в него. Сообщения приходили, пока я была у Макса, но я была слишком пьяна, чтобы ответить. Настроение портится.
Три сообщения от отца, все одинаковые. Он так толком и не научился их отправлять. «Почему бы просто не позвонить?» — говорил он. Собственно, это папа тоже пытался сделать — четыре пропущенных. У меня плохое предчувствие. Открываю сообщение.
Привет, дорогая. Вчера к нам заходила молодая леди, журналист, искала тебя. Задавала много вопросов. Это твоя подруга? Сказала мне купить утреннюю газету. Что она имела в виду?
Вивьен, Италия, 1982 год
Времена года сменяли друг друга, и так незаметно прошел целый год. Планы Вивьен по изгнанию Изабеллы становились все более призрачными. С каждым месяцем вера в удачу уходила. Единственный план, в успехе которого она была уверена, провалился. Надежда на то, что эта история закончится, улетучивалась. Каждый раз, когда у нее начинались месячные, она впадала в отчаяние. Они с Джио занимались любовью в подходящий момент — она была в этом уверена. Что же было не так?