Книга Испытание временем - Виталий Храмов

– Стоять, боец! – опять скрипучий голос. Меня уже начал доставать этот невысокий человечек!

Вытянулся, доложился. Он смотрит на мой нож. Всё-то он видит! Гля, отберёт теперь! Ну, на кой я его за пояс заткнул? Надо было в сапог.

– Что это?

– Трофей.

– Дай-ка!

Гля! Гля! Гля! Матерюсь, но молча, мысленно, но отдаю я ему клинок.

Ротный покрутил в руках, попробовал на остроту, взмахнул пару раз со знанием предмета. Вернул! Ахудеть! Вернул!

– Трофей?

– Трофей. В бою взял.

– В бою?

– Немцы как-то враждебно относятся к тем, кто бежит из их плена и шляется по их тылам, пристают с расспросами, нервничают, стреляют даже.

Ротный хмыкнул, пошел дальше. Я украдкой выдохнул. Я начинаю бояться этого штепселя.

Не война у нас, а малина! Не штрафная рота, а стройбат. От светла дотемна копаем землю – окопы, блиндажи, огневые, ходы сообщения. Зато трехразовое питание. Не три раза в неделю, а три раза в день! Жрачка – так себе, но всяко лучше немецкого гостеприимства. И спим в тепле. Сколько влезет, ночи сейчас длинные, если не любишь азартные игры и задушевных бесед «за жизнь». А я – не люблю. В карты не люблю. О себе рассказывать нечего – сплошь всё секретно или шизофренично, а истории других штрафников нахожу скучными. Всё одно и то же. Шаблонов пять-шесть. Все их истории укладываются в эти шаблоны. С деталями несущественными. Как в том фильме: украл – выпил – в тюрьму.

Так можно воевать. Скучно только.

Ах да! Это, оказывается, Донской фронт. А там – недалеко – Сталинград. Вот так вот!

Пригнали какую-то часть, что заняла подготовленные нами позиции. А нас построили и погнали на юг, если меня не обманывает едва пробивающееся сквозь марь небесную солнце.

– Дед, к ротному!

– Бежу-бежу! – кричу в ответ. Но не спешу. Несолидно. Спешить. Я ж, гля, «Дед»! С хрена ли я Дед? Непонятно. Как побрился (голову – тоже, неча народ сединой в заблуждение вводить), опухлость лица после бани спала, глянул в зеркало – мать моя женщина – мне снова двадцать пять! А все – Дед да Дед!

Ротный брешет по телефону. Я заикнулся доложиться, но был остановлен жестом, направлен к стоящему тут же бойцу.

Небольшой, какой-то весь корявый, волосы – всклокочены, лицо – рябое, губы – сардельки, глаза так близко посажены друг к другу, что сомневаюсь – видит ли он что из-за своего шнобеля?

Ротный бросил трубку, матюкнулся. Обернулся к нам.

– Так, Кенобев! Ты, говоришь, пулемётчик?

– Так точно, гражданин начальник!

– Будешь вторым номером. Вот тебе, Шестаков, напарник. Свалили!

Идём. Шестаков – никаких эмоций. Ни слова, ни полслова. Молча пришли, он молча завалился на расстеленный брезент. Круто! Дал же мне бог душевного напарника!

А это, наверное, наш инструмент? Что это за чудо-юдо? Погодь, я же видел подобное. Как называлась та игрулька? «Медаль за отвагу»? Там было подобное уёжище. Браунинг, если не попутал. Ручной пулемёт. Коробчатое питание. Магазин вставляется сверху. Прицел – сбоку. Британский? Нет. Чешский. Да, патроны – немецкие. Вот так вот! Будешь тут душевным! Воюя с таким уёжищем!

И правда – надо поспать. Ротный не зря нервничает и матерится – завтра в бой. А я уставший.

Безымянный полустанок

Ага, туда мы и побежим в атаку. На кучку обломков в степи. Полустанок. Бугорки трупов в поле. Мы – не первые такие храбрые. И теперь противником тут всё пристреляно. И пушек я не увидел у нас. Самовары миномётов видел. Пушек не видел.

Шестаков бессмысленным взглядом смотрит вперёд. Чудной человек! По первому впечатлению – пенёк с глазами.

Я поправил сумки с коробчатыми магазинами. Винтовка эта без ремня – как она достала! Одна рука постоянно занята. Надо её в бою «потерять». Если до немца дойдём – что-нибудь подберу. Может, повезёт, полюбившийся МГ попадётся?

Это раньше МГ мне казался тяжелым. Не знаю, что там со мной сделал пришелец Пяткин, но всё мне стало намного легче. Сила в теле – неестественная. Как будто экзоскелет и не отдавал Кельшу. Это, наверное, опять процент подрос. Правда, без Баси не могу увидеть – насколько именно процентов завершена модернизация моего организма.

Противник удостоил нас вниманием – мины завыли в воздухе. Нырнул обратно в овраг.

Так, низинками и оврагами, сближались с противником, выдвигаясь на исходные для атаки.

– Не останавливаться! – скрипучий голос ротного. – Если заляжем – всех минами перебьёт! Только вперёд! Вперед! За Родину! За Сталина! Ура, сукины дети! Ура!

– Ура-а-а-а-а!

Вот так вот – без артподготовки. Без авиации. Без танков. На «ура»!

Самое время спеть рэп великого князя. Поможет или нет? Эффект самовнушения тоже немаловажный фактор. Начинаю причитать, стараясь поймать «ритм» биотоков, попасть в нужный резонанс. Тут же фишка не в словах, а именно в резонансах, что слова произнесённые вызывают. И что самое удивительное – я их ощущаю. Резонансы и биотоки. Оказалось – моя «Ярость» – мой такой вот режим форсажа, и эти биотоки, резонансы, ощущения присутствия людей, направленных на меня взглядов, ощущение надвигающейся опасности – все они имеют одну природу, один источник. И всё это могло проявиться и пригодиться только в таких вот условиях – когда выживаешь, прячешься от смерти у самой Смерти – под подолом. В обычной жизни мне всё это было без надобности. Потому и не проявлялось.

Шестаков бежит. Я – рядом, низко пригнувшись, петляю зайцем. Оглядывается, презрительно губы кривит. Ну-ну. В полный рост на пули? Сейчас не времена взятия Измаила. Пули вокруг так и вжикают.

Падает. И я тоже. Отстреливает магазин, даю ему новый, он вскакивает и бежит левее. Понятно, что я хвостиком.

Хорошо, что мин под ногами нет.

Недолго музыка играла – залегли. Шестаков продолжает ползти вперёд, всё больше забирая левее. Кажись, я понял! Молодец! А выглядит недалёким чурбаком дубовым.

– Хреново, гранат не дали, – пропыхтел мой напарник. – Вон они, видишь?

– Вижу. Да, гранатой в самый раз бы.

Я достал нож. Скинул сумки и тощий сидор.

– Прикрой!

Очередью Шестаков заставляет немцев спрятаться. В ответ ему – кувыркаясь, летит граната на длинной ручке.

Бегу, касаясь пальцами сухой травы, по дуге, к окопу. Заметили, высунулись, но взметнувшиеся фонтанчики земли заставили белённые извёсткой каски попрятаться. Живой, Немтырь! Я резко меняю траекторию – учёный уже. И точно – летит граната. Падаю, вжимаюсь в землю. Взрыв! Не смог заставить себя подняться. Взрыв! Теперь – тело само взлетело, бегу по диагонали в другую сторону, падаю, перекатываюсь вбок. Ещё и ещё. Пули злыми шмелями вжикают прямо над головой.