Книга Благородство ни при чем - Люси Монро

Гнев его как пришел, так и ушел – очень быстро.

– Ты меня ревнуешь.

Он заподозрил, что Ронни его ревнует, еще тогда, во время разговора с Сэнди, но сейчас, получив подтверждение своей догадки из уст самой же Ронни, он чувствовал настоящее глубокое мужское удовлетворение.

Она зло на него воззрилась:

– Я не ревновала. Что ты там делаешь со своими блондинистыми девахами – не мое дело.

Он не мог подавить искушение ее поддеть.

– Я думал, Сэнди – твоя подруга. Ронни выглядела несколько растерянной.

– Она и есть моя подруга.

– Ты всех подруг называешь «девахами» или только тех, кто выказывает интерес к твоему бывшему любовнику?

– Я не это имела в виду, – процедила Вероника сквозь стиснутые зубы. – Сэнди очень милая.

– Она еще и обалденно привлекательная.

Он совершенно не был готов к тому, что случилось. Глаза Ронни заволокла влага, и нижняя губа у нее подозрительно задрожала. Она развернулась, подставив его взгляду собственную спину.

– Да, это так, – сдавленно пробормотала она. Черт с ним, с самолюбием. Он не мог видеть ее плачущей.

Маркус положил ладони ей на плечи и притянул ее к себе до соприкосновения тел.

– Я бесчувственная свинья. Прости меня, детка.

– Жаба. И даже не живая, цементная жаба. Не понимаю, почему ты должен просить прощения за то, что сказал правду. Сэнди – роскошная женщина. – Голос ее дрогнул на последней фразе, и она отстранилась.

Он крепче схватил ее за плечи.

– Единственная женщина, которую я сейчас хочу, – это ты. Сэнди волнует меня так же, как красивый стол или стул.

Ронни всхлипнула.

– Это не имеет значения.

Желание как следует ее встряхнуть вернулось к нему. Имеет! Еще какое! Более восемнадцати месяцев он ни с кем не спал. И еще это было очень важно, потому что его невозмутимая Ронни, из которой и слезинки не выжмешь под самой жестокой пыткой, сейчас плакала.

– О, это имеет значение.

Она снова попыталась отстраниться, но он, еще крепче вжав пальцы ей в плечи, развернул ее к себе лицом.

Она отказывалась поднять на него глаза и все пыталась вырваться из кольца его рук.

– Не усложняй, – укоризненно сказал он.

Она прекратила борьбу и уперлась головой в яркий хлопок его рубашки.

– Я не хочу усложнять. Я просто пытаюсь быть разумной. А снова ввязываться в отношения с тобой – глупость.

В этом он был с ней согласен. Ложиться с Ронни в постель было бы преступной дуростью, но с каждым днем потребность в этом лишь усиливалась, и он не знал, сколько еще сможет противиться искушению. В особенности когда уверен, что и она его хочет. Он чувствовал ее желание – по тому, как она вздрагивала, стоя в кольце его рук.

– Приходи ко мне завтра на ужин.

Она потерлась головой о его грудь из стороны в сторону, но вслух «нет» не сказала.

– Пожалуйста, детка.

Зачем он ее умоляет? Разве не наоборот все должно быть? Ведь это она его бросила.

– Помнится, ты говорил, что у тебя для меня времени не найдется до понедельника.

– Я сказал чушь. – В тот момент он еще верил, что может сопротивляться. Какой придурок!

Она сдавленно засмеялась:

– Да уж.

– Так ты придешь?

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Но ты придешь. – Он не спрашивал, он заявлял в надежде, что она подтвердит это. – Я поджарю мясо.

– Просто ужин.

Он обнял ее и молча привлек еще ближе к себе. Он не мог обещать, что все будет так прозаично. Два года назад он готов был сказать или сделать все, что угодно, лишьбы заманить ее к себе в постель. Но больше он не желал играть в эти игры. Если она к нему придет, то он должен знать, на что она соглашается.

Она оттолкнула его, и на этот раз Маркус ее отпустил.

Она пробуравила его взглядом и сказала:

– Я не намерена заниматься с тобой сексом.

– Ладно. – Он тоже не был настроен на секс. Он хотел заниматься с Вероникой Ричардс любовью, и она была единственной женщиной, для которой он делал это различие.

Глава 10

На подкашивающихся от волнения ногах Вероника стояла перед дверью в квартиру Маркуса. Временную квартиру.

Он в Сиэтле только в командировке. Потом он уедет. И если она позволит себе снова ввязаться в отношения с Маркусом, то обречет себя на те же страдания, через которые уже проходила. Едва ли она снова переживет эту боль.

Ужин и все – только ужин, вновь напомнила она себе.

Она сказала Маркусу, что не собирается заниматься с ним сексом, и он согласился. Ей не о чем беспокоиться. Он также сказал, чтобы она забыла про угрозы. Итак, она могла вздохнуть спокойно… разве не так?

Вероника подняла руку и нажала на звонок.

Дверь распахнулась сразу. На пороге стоял Маркус. На нем была гавайская рубашка, на этот раз в голубых тонах, но вместо плотных темных джинсовых брюк, чтоон носил в офисе, сейчас на нем были потертые и очень тугие светлые джинсы.

Сделав для храбрости глубокий вдох, она протянула ему шоколадный торт, что испекла накануне.

– Вот. Я принесла десерт.

Лениво улыбаясь, он взял из ее рук бело-голубую пластиковую коробку.

– Спасибо.

Он отступил в глубь коридора, пропуская ее в квартиру. Пряный мужской запах, в котором угадывался аромат дорогого лосьона после бритья, ударил ей в ноздри, когда она протиснулась мимо него в холл – коридор был узковат. Этот запах кружил голову и навевал непрошеные воспоминания. Колени задрожали еще сильнее, когда она невольно вспомнила о тех обстоятельствах, когда к этому запаху примешивался иной аромат – так благоухает влажная земля весной. Так пахнет постель после любви. Вероника мысленно себя одернула. Не об этом ей следовало сейчас думать.

Он закрыл дверь и остановился, покачивая коробку с тортом за бечевку на одном пальце.

– Выглядит вкусно, медовая моя. Не то ли это шоколадное изделие, что ты приготовила в тот единственный раз, когда мы ужинали у тебя дома?

Вероника не знала, куда деваться от смущения. В тот раз этому шоколадному торту выпало играть весьма заметную роль в эротических утехах, сопровождавших ужин. Зачем она приготовила именно этот десерт, когда знала с десяток других рецептов?

– Да, то самое.

Маркус многообещающе улыбнулся.

Неужели он всерьез считает, что она испекла его специально, чтобы, так сказать, сделать намек? Веронике вдруг стало жарко. Желая вернуть мыслям трезвость и холодность, которых ей так не хватало, она сняла джинсовую куртку и небрежно бросила на светлое кожаное кресло. В надежде, что удобная одежда поможет ей чувствовать себя непринужденно, она надела поношенные джинсы и розовую заправленную в них блузку. Ничего менее сексуального она подобрать не могла.