Книга Последняя из рода Болейн - Карен Харпер

Благодарный Томас Буллен низко склонился перед королем, королева же не сказала ни слова.

— Я всегда прислушиваюсь к вашим советам, государь. Я поразмыслю над тем, за кого ее выдать. Анна же, конечно, должна остаться здесь — ей ведь всего тринадцать.

— Анна? Ах да, но мы говорили о Марии.

— Я так и понял, Ваше величество.

— И еще, Томас. Я уже слышал о нраве короля Франциска от тебя и нашего кардинала, однако хочу услышать и из уст той, которая все последние годы жила при его дворе. Если я буду точно знать, насколько мы с ним схожи, мне будет гораздо легче вести с ним переговоры, — это он произнес громко, ибо толпа любопытных окружила Буллена с дочерьми сперва в два, а потом и в три ряда.

— В наблюдательности и остроте ума с ней никто не сравнится, государь, — вставил с важным видом Томас Буллен. — Если вам будет угодно, Мария может предложить свое мнение о нем.

— Ты будь под рукой, Томас, — это были последние слова короля, которые Мария расслышала ясно, а затем место близ короля заняли другие, и все голоса слились в глухой ровный гул.

— У тебя что, язык отнялся, девочка? — бросил ей вполголоса отец, когда они выбирались из толпы. — Анна и то сумела сказать. Я-то думал, ты теперь уже привыкла общаться с королями. Лесть, улыбки, учтивые речи — а ты стоишь, как истукан позолоченный! На одной красоте дальше не поедешь, а дурочки его не привлекают.

При этом неожиданном выговоре глаза Марии наполнились слезами, к горлу подступил ком.

— Я не имела позволения говорить, отец. Вы не обращались ко мне, а лишь говорили обо мне.

— Ладно, он, во всяком случае, побеседует с тобой позднее. Ты уж постарайся к тому времени вспомнить, как положено говорить с королем!

— Непременно, отец.

— Наверное, Мария слишком оробела, отец. С ее красотой нет нужды так оттачивать свой ум, как приходится мне, — серьезно вставила Анна, внимательно за всем наблюдавшая.

— Так и есть. Ладно, вы обе сегодня выглядите на диво хорошо — не стыдно за имя Булленов. Знаете, ваш брат отдал бы своего лучшего сокола, лишь бы сейчас быть здесь, так что не подведите нас всех. Я не намерен забирать Марию от одного королевского двора, пока не буду уверен, что ее примут к другому. Ты поняла, Мария? Ты вернешься на родину вовсе не для того, чтобы долгими вечерами заниматься вышиванием вместе со своей матерью в Гевере, и не для того, чтобы растить детей в каком-нибудь сельском имении. — Он вздохнул и потрепал Марию по плечу. — Утри слезы, дитя. Я не хотел укорять тебя в такой замечательный вечер. Просто дело в том, что я хочу и для тебя, и для Анны самого лучшего. Надо было раньше вам все это объяснить, да только я слишком занят королевскими поручениями. Это вам понятно?

— Кажется, я теперь стала понимать гораздо больше, отец, — тихонько ответила Мария.

— Вот и прекрасно. А теперь мы будем ожидать, когда король вспомнит, что ему хотелось побеседовать с тобой о Франциске. Не желаешь ли снова подойти к трону и поговорить со своей бывшей госпожой, принцессой Марией? Припоминаю, что некогда ты была весьма опечалена необходимостью расстаться с ней. Она сейчас снова в фаворе у короля.

— Да. Я с радостью подойду к ней, к тому же надо представить ей Анну, принцесса никогда ее не видела.

Они стали лавировать между тесными группками придворных, пробиваясь к королевскому помосту; наконец прекрасная «роза Тюдоров» увидела Марию и ее отца. Мария подумала, что сестра короля стала еще красивее. Платье переливчато-пурпурного цвета подчеркивало прекрасные алые губы и румяные щеки. Сквозь прорези облегающего красного корсажа были продеты золотистые ленты, а с точеной шеи принцессы и туго затянутого пояса из колец свисали изумруды, оправленные в золотые розетки филигранной работы. Пышные внешние рукава окаймлены узором из полосок лисьего меха и белейшего горностая, как и расшитый пурпурный головной убор — этот узор отделял темные тона роскошного бархата и парчи от молочно-белой кожи и образовывал нечто вроде драгоценной рамы для заключенной в нее прекрасной картины. Не успели еще молодые фрейлины выбраться из толпы придворных, как принцесса Мария Тюдор — ныне горячо любимая супруга герцога Суффолка — протянула свою изящную тонкую руку старой подруге, Марии Буллен.

— Мария, милая, как ты похорошела, расцвела! — восхищенно сказала принцесса. — Милорд, помните ли вы очаровательную девочку, которая была моей английской фрейлиной, когда мы в первый раз венчались в Париже?[70]

Черные глаза Чарльза Брендона вгляделись в раскрасневшуюся Марию, оказавшуюся в этот миг в горячих объятиях его супруги.

— Разумеется, помню. Она выросла настоящей красавицей. Я слышал, вы пленили сердце короля?

Мария на мгновение подумала, что он говорит о короле Генрихе, но затем, вспыхнув, сообразила, что Вильям Стаффорд рассказывал ей чистую правду. При английском дворе все знали о ее похождениях с королем Франциском.

— Довольно, милорд, — вмешалась герцогиня. — Ее красота кого угодно пленит, и не следует вам распространяться по этому поводу.

— Ты должна простить ему, милая, — по-дружески обратилась она к Марии, понизив голос, — он до сих пор не может забыть обид, нанесенных французским королем и твоим отцом. Я позабочусь, чтобы тебе не было никакого ущерба от этих его чувств.

С благодарностью выслушав ее, Мария представила герцогу и герцогине Анну. Темноволосая девочка держалась уверенно, очень умело подавая себя, что вновь приятно удивило Марию и не укрылось от пристального взора Томаса Буллена.

— Мы увидим тебя при дворе? Она теперь возвратится в Англию, милорд посланник? — Принцесса Мария обращалась непосредственно к Томасу Буллену, чтобы растопить лед между своим супругом и посланником своего брата.

— Его величество только что высказал такое предложение, ваша светлость. Вполне возможно, что Мария станет жить при дворе, если мы сумеем найти ей подходящего мужа. Она никогда не забывала вашей доброты.

— Значит, мы будем видеться, Мария. Я уговорю свою невестку, королеву Екатерину, взять тебя на службу в свой штат придворных, а может быть, даже в мой.

После такого предложения Томас Буллен заторопил своих дочерей прочь от принцессы, но они были близко к трону и вновь привлекли к себе внимание короля. Его величество поднялся из кресел и последовал за ними в толпу придворных. Довольно долго Генрих Тюдор улыбался Марии, льстил ей, старался задобрить ее, хватаясь за каждое сказанное ею слово и каждую мысль о короле Франциске и его придворных. Мария, под пристальным взглядом отца, в свою очередь улыбалась и льстила королю, стараясь проявить как можно больше любезности. Время пролетело быстро, и впоследствии Мария мало что могла вспомнить из той беседы, похожей на яркое сновидение, которое к утру совершенно выветривается из памяти. Единственное, о чем она думала на всем пути обратно в Гин, — о том, что Вильям Стаффорд не напрасно давал ей советы и предупреждения. Она совсем не замечала ни мечтательного взгляда Анны, витавшей мыслями где-то далеко, ни самодовольной победной улыбки отца.