Книга История падения Польши. Восточный вопрос - Сергей Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Мы республиканцы и государи, — говорила польская шляхта, — мы соблюдаем везде только собственные выгоды". И вот, когда на сейме 1780 года представлено было новое Уложение, требующее равенства всех перед законом, главного судопроизводства, улучшения участи горожан и крестьян, то "республиканцы и государи" с ужасом и злобою отвергли такой еретический кодекс.
Преобразовательная деятельность Станислава-Августа только слегка коснулась поверхности; пораженное неизлечимою болезнию, общественное тело способно было только к судорожному предсмертному движению, когда поднялся Восточный вопрос.
Россия вследствие раздела Польши отказалась от своих требований относительно независимости Дунайских княжеств, отказалась от острова на Архипелаге для себя, но неожиданно и, к великой досаде Австрии, силою оружия заставила Турцию в Кючук-Кайнарджи признать независимость Крыма. Это последнее событие не могло остаться без последствий: оно заставило Россию отказаться от северного акорта, переменить прусский союз на австрийский.
Турция долго не могла переварить условий Кайнарджийского мира, долго бросалась во все стороны с просьбою о помощи, нельзя ли как-нибудь переменить эти условия. Понятно, что всего чувствительнее была для нее потеря Крыма. По условиям Кайнарджийского мира, за султаном оставалось в Крыму религиозное значение как преемника калифов; но он упорнодомогался верховных прав в области гражданской и политической. Россия, разумеется, не могла уступить этим домогательствам, ибо тогда где же была бы независимость Крыма? Вследствие враждебных друг другу влияний с двух сторон — русской и турецкой — образовались партии на полуострове и вступили в борьбу друг с другом, вполне напоминающую нам борьбу двух партий, русской и крымской, в Казани перед ее падением. Ханы сменялись вследствие движения партий. Уже в 1775 году свергнут был преданный России хан Сагиб-Гирей и возведен на престол преданный Турции Девлет-Гирей. Россия свергнула последнего и возвела на его место Шагин-Гирея. Шагин хотел быть действительно независимым и ввести необходимые для усиления своего государства преобразования, стал вводить при этом новые, европейские обычаи; но этим он возбудил против себя сильную староверческую турецкую партию: началась опять усобица, в которой Россия должна была поддерживать Шагина. Такое положение дел становилось час от часу несноснее для России. Война ее с Турцией продолжалась в Крыму; благодаря Крыму ежечасно готова была вспыхнуть и непосредственно, в более широких размерах. Тем сильнее становилось желание покончить с Крымом, который не мог оставаться независимым; тем охотнее должны были выслушиваться предложения вроде следующего, которое представил Потемкин: "Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с Турком по Бугу или со стороны кубанской — во всех сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний Туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу Турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны кубанской, сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободнее, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах. Всемилостивейшая государыня! Неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у Турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите, и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море, от вас зависеть будет запирать ход Туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Персии что хотите — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут о сем просьбу. Сколько славно приобретение, столько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Есть ли твоя держава кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! Ис тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления".
Но "свести бородавку с носу" было нельзя без войны с Турциею, а для этого нужно было обеспечить себя со стороны соседних держав — Пруссии и Австрии, преимущественно со стороны последней. Недавно соглашение этих держав помешало России заключить мир с Турциею на желанных условиях, заставило Россию войти в виды Пруссии и Австрии относительно Польши; и теперь исход крымского дела зависел от того, будет ли по-прежнему существовать это соглашение между Пруссией и Австрией, или можно будет разрознить их интересы и заставить ту или другую державу войти совершенно в виды России. Поведение Фридриха II относительно турецких дел не могло не охладить к нему Екатерины: он действовал вовсе не так, как бы можно было надеяться от верного союзника; не хотел принять известных объяснений справедливости русских требований от Турции, что не могло не оскорбить; явно преследовал только свои интересы и заставил сообразоваться с ними. Разумеется, обвинять за это прусского короля, явно на него жаловатьсяне имелось никакого права, тем не менее горечь осталась. Но вначале, то есть после раздела Польши и Кайнарджийского мира, нельзя было думать об ослаблении союза с Пруссией, ибо Австрия не давала возможности сближения с собою. Мы видели, что Потемкин в приведенной записке указывал, как она без войны взяла у турок более, чем мы. Действительно, еще до заключения Кайнарджийского мира Австрия, под шумок, отрезала себе на границах довольно значительный участок земли. На запрос Петербургского кабинета по этому делу Венский отвечал, что за эти земли уже идет столетний спор; Венский двор очень бы желал, чтобы это дело окончилось мирным путем, к удовольствию обоих сторон; но опыт показал, как трудно улаживаться с Портою, и потому почтено за лучшее занять спорную область вооруженною рукой.
Делать было нечего: Турция одна не могла защищаться, а Россия и Пруссия также не могли начать войны с Австрией. Но подобное поведение последней, конечно, не могло содействовать сближению Петербургского кабинета с нею, и Панин имел возможность продолжить систему северного акорта. 10 октября 1776 года он подал мнение о продолжении прусского союза: "На сих днях читал мне граф Солмс полученную им от короля, своего государя, депешу, в которой его прусское величество, изъявляя вновь желание свое о продолжении с вашим императорским величеством настоящего союза еще на 10 лет, повелевает ему сделать вторично о том представление в такой силе, что его величество, видя при изнемогающих силах приближение конца жизни своей, более всего имеет на сердце получить от вашего императорского величества то дружеское утешение, чтоб оставить преемника своего в обязательствах и интересах вашего величества, следовательно же, и в теснейшем соединении с империею Всероссийскою. А как по случаю первого о том внушении угодно было вашему императорскому величеству мне повелеть, чтоб я мое по оному мнение представил, то я, донося чрез сие о таковом вторичном отзыве графа Солмса, поставлю в долг себе всеподданнейше изобразить здесь собственные свои по оному мысли.