Книга Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Скорин вызвал машину и поехал на базу кооперации. Часа два он листал накладные и путевые листы. Все точно. Римша часто бывал на всех пяти ограбленных маслозаводах. Допрос Римши Скорин начал неожиданно.

— Вот, — сказал он устало, — здесь список пяти маслозаводов. Мы можем доказать, что именно на ваш голос охрана открывала ворота!

— Докажите, — усмехнулся Римша. Улыбался он странно, углом рта. Даже не улыбался, а просто кривил губы.

— А что тут доказывать, вас опознает сторож маслозавода в Побожи. Он всего-навсего ранен.

— Нет, — вскочил Римша, — я сам… — и осекся. Посмотрел на Скорина и тяжело опустился на стул.

— Значит, вы сами стреляли в него? — спросил Скорин.

Римша молчал.

Потом обыскали его квартиру. Римша жил в старом городе. Маленький домик приткнулся в глубине двора. Две комнаты и кухня. Черный ход, ведущий на другую улицу. Лучше не придумаешь. Прямо как в книжках. При обыске нашли четыреста тысяч рублей, золотые украшения, семь отрезов габардина, пять кожаных пальто. А самое главное — десять пистолетов и шесть автоматов.

Скорин не только расположил засаду в доме, но и оцепил практически весь район. Ближе к ночи, когда свет одиноких фонарей редкими пятнами рассыпался на темных улицах, под арку дома вползли горящие фары.

Две машины въехали во двор: «опель-адмирал» и «штеер». Распахнулись дверцы, и шесть человек вышли из машин. Вот этого никак не мог предвидеть Скорин — даже представить не мог, что вся банда приедет на квартиру Римши.

Скорин видел их из окна. Всех матерых, веселых, прекрасно одетых, сильных. Главаря он выделил сразу. Тот был в кожаном пальто, фетровой шляпе, надвинутой на глаза, клетчатый шарф закрывал светлую рубашку.

Порывшись в кармане, достал ключ, пошел к двери. Скорин слышал, как щелкнул замок, как открылась дверь, как заскрипели ступени под тяжестью тела. Он тихо подошел к двери, прижался к стене, мысленно вместе с бандитом проделывая этот короткий путь. Сколько шел к квартире человек в кожаном пальто? Минуту, полторы, две? Скорину они показались вечностью. Ну вот, наконец, шаги смолкли поддверью. Человек начал шуровать в замке.

Дверь распахнулась, и он шагнул в темноту квартиры.

— Стоять, — тихо сказал Скорин, уперев ему в спину ствол пистолета.

Бандит растерянно поднял руки. И только когда оперативник защелкнул на его запястьях наручники, он закричал. И сразуже в прихожей грохнул выстрел. Скорин выскочил в прихожую, и его ослепила вспышка. Пуля прошла совсем рядом. Он словно почувствовал, как опалило висок. Скорин прыгнул на стрелявшего, и они покатились по полу. Он чувствовал напряженные мышцы бандита и заламывал ему руку, ощущая постепенно, как она поддается, слабеет.

Вспыхнул свет. Один бандит лежал у стены, из простреленного виска сочилась кровь. У двери, прижав к животу ладони и дыша тяжело и надсадно, сидел оперативник.

— Возьмите этого, — скомандовал Скорин и поднялся.

Он вышел во двор. У машин стояли трое с поднятыми руками.

Так была обезврежена банда Валдомса. Потом в ходе следствия выяснилось, что главарь не просто бандит. Валдомса, известного в буржуазной Латвии налетчика, бежавшего в 40-м в Швецию, завербовали англичане. Год назад его переправили в Латвию для организации подполья. Но бандит так и остался бандитом. Рацию он продал неизвестным людям, а сам сколотил шайку из бывших приятелей.

За ликвидацию этой банды Игоря Скорина наградили знаком «Заслуженный работник НКВД». У него уже были достойные боевые награды. Но получить их на войне может каждый. А вот этот рубиновый знак носят те, для кого война не окончилась 9 мая 1945 года. Они до последних дней жизни не выходят из боя. Такой знак носили глубоко уважаемые Скориным комиссар Овчинников, полковник Татаринов, полковник Кольнис. Правда, и тот, сутулый, с залысинами, погубивший его, тоже имел знак высшей доблести оперработника…

…Такое было время. Я помню фотографии Ягоды, Ежова, Раппопорта, Берия — с рубиновыми значками над карманами гимнастерок. Я видел Абакумова, на кителе которого переливался почетный знак. Следователь МГБ, майор Исаенко, допрашивавший меня и мою мать, тоже носил его.

Скорин гордился этой наградой, как мой дядя, отдавший свою жизнь борьбе с бандитизмом; ею гордились люди, которых я глубоко уважаю: Александр Ефимов, Иван Парфентьев, Сергей Дерковский, Алексей Кошелев, Владимир Корнеев. Многое было в нашей жизни. Было и прошло. Только старые фотографии напоминают о минувшем. Они должны предупреждать нас о мрачной силе зла…

Я много лет пишу о нашем криминале. За это время у меня образовалось огромное количество друзей-сыщиков в Москве, Ленинграде, Саратове, Южно-Сахалинске, Таллине и Риге.

Раньше оперативники угрозыска были неким кланом. Они, словно члены одного ордена, приходили друг другу на помощь в различных обстоятельствах. Чем больше я общался с этими людьми, тем лучше понимал, что оперативник — не профессия, это определенный склад ума. Мне кажется, нет бывших сыщиков. Даже уйдя из милиции, они остаются операми, людьми чести и долга.

Я много писал о МУРе. В те годы Московский уголовный розыск был как элитная гвардейская часть, куда брали самых лучших. Но, работая в милицейской теме, я всегда хотел написать о тех, кто работал на «земле» — об операх из обычных номерных отделений, о тех, кто и по сей день занимается так называемым личным сыском. Это самая тяжелая и неблагодарная работа. Но именно на «земле» к оперативнику приходит уникальный опыт работы.

Роман написать я так и не собрался, но вместо него получился сценарий фильма «На углу у Патриарших». Делали мы его о 108-м отделении и снимали непосредственно в нем. Так что наша киносуета происходила на фоне обычной милицейской службы.

С Пушкинской площади приводили проституток, опера заталкивали в «обезьянник» дико орущих цыганок, квартирных воровок, привозили каких-то коротко стриженных, закованных в кожу курток здоровых парней с разбитыми рожами.

Работали мы долго, к нам привыкли и сотрудники, и постоянные «клиенты» отделения, стоявшего на самом бойком месте в столице.

Однажды мы снимали сцену, в которой участвовал генерал милиции. Играл его прекрасный актер Малого театра Борис Клюев.

Боря загримировался, надел генеральский мундир, вышел из кабинета, который нам выделили под костюмерную, и подошел к стоявшему в коридоре начальнику отделения Володе Колокольцеву.

— Ну, как служба? — поставленным голосом благородного отца спросил Боря.

— Все в порядке, товарищ генерал, — бодро ответил Колокольцев.

А в это время в соседнем кабинете занималась своим полезным делом уборщица. Она выглянула в коридор, увидела нового генерала и бросилась вниз, где располагались кабинеты оперативников.

— Ребята, — услышал я ее сдавленный крик, — атас, генерал приехал!

В кабинетах началась легкая паника, стучали ящиков столов, что-то падало.