Книга Ангел-хранитель - Элизабет Чэндлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я здесь, с тобой. Все хорошо, — сказал Грегори и стал терпеливо ждать.
— Я… я посмотрела на окно, — запинаясь, начала Айви. — Я увидела там высокую тень, но я не знаю, кто это был… или что. Я спросила: «Кто здесь?» Потом снова спросила…
Стоя в противоположном конце комнаты, Тристан молча смотрел на Айви, с каждым мгновением ее боль и страх все сильнее сжимали его сердце.
— Мне показалось, что это кто-то, кого я знаю, — продолжала Айви. — Да-да, эта тень показалась мне знакомой. Поэтому я подошла ближе… и еще ближе. Но я никак не могла разглядеть… — Она замолчала и затравленно обвела глазами комнату.
— Ты не могла разглядеть, — мягко напомнил ей Грегори.
— Там были другие отражения на стекле, поэтому было трудно разобрать. Я подошла ближе. И приблизила лицо почти к самому стеклу. И тут оно вдруг взорвалось! Тень превратилась в оленя. Он выскочил через окно и убежал.
Айви замолчала. Грегори взял ее за подбородок и, повернув к себе, заглянул в глаза.
Не выдержав, Тристан громко закричал из своего угла:
«Айви! Айви, посмотри на меня!»
Но она смотрела на Грегори, и губы ее мелко дрожали.
— На этом сон закончился? — спросил Грегори. Она кивнула.
Грегори нежно коснулся ее щеки тыльной стороной ладони.
Тристан хотел, чтобы она успокоилась, но…
— Ты помнишь что-нибудь еще? — спросил Грегори.
Айви покачала головой.
«Открой глаза, Айви! Посмотри на меня!» — крикнул Тристан.
Потом он заметил Филиппа, который смотрел на коллекцию ангелов — или на него, он точно не разобрал. Тристан провел рукой по статуэтке ангела воды. Если бы он только мог как-нибудь передать его Айви! Если бы он только мог подать ей какой-нибудь знак…
«Подойди ко мне, Филипп, — позвал он. — Подойди и возьми статуэтку. Отнеси ее Айви!»
Филипп, словно загипнотизированный, пошел к стеллажу. Дойдя до полок, он положил свою руку на руку Тристана.
— Смотри! — закричал Филипп. — Смотри, Айви!
— Куда? — устало спросила Айви.
— На своего ангела. Он светится!
— Не сейчас, Филипп, — сказал Грегори.
Филипп схватил ангела с полки и понес к кровати.
— Хочешь взять его с собой, Айви?
— Нет.
— Может быть, он прогонит все плохие сны? — не отставал мальчик.
— Это всего лишь статуэтка, — равнодушно ответила Айви.
— А мы с тобой помолимся, и настоящий ангел услышит наши молитвы!
— Нет никаких настоящих ангелов, Филипп! Неужели ты до сих пор не понял? Если бы они были, они спасли бы Тристана!
Филипп провел пальцем по статуэтке. Потом сдвинул брови и тихо, но упрямо, прошептал:
— Ангел света, ангел небесный, храни меня этой ночью, храни всех, кого я люблю.
«Скажи ей, что я здесь, Филипп, — умоляюще попросил Тристан. — Скажи ей, что я здесь!»
— Смотри, Айви! — закричал Филипп, указывая статуэткой туда, где стоял Тристан. — Они все светятся!
— Довольно, Филипп, — резко сказал Грегори. — Иди спать.
— Но…
— Сейчас же!
Когда Филипп проходил мимо него, Тристан вытянул руку, но мальчик больше не подошел. Он только посмотрел на него с удивлением, но без тени узнавания.
Что увидел Филипп? Может быть, то же, что увидела старушка в больнице: свет, мерцание, но никакой фигуры.
А потом Тристан почувствовал приближение тьмы. Он пытался сопротивляться. Он хотел остаться с Айви. Он не мог снова потерять ее. Он не мог оставить ее раньше, чем это сделает Грегори.
Что, если это его последняя возможность побыть с ней? Что если он потеряет Айви навсегда?
Тристан отчаянно боролся против тьмы, но она обступала его со всех сторон, как черный туман — вот она сомкнулась над его головой, и он утонул.
Когда Тристан снова вынырнул из своей бессонной тьмы, в окнах Айви ярко горело солнце. Белье на ее кровати было заправлено и накрыто легким покрывалом. Айви ушла.
Впервые после аварии Тристан увидел дневной свет. Он подошел к окну и, словно зачарованный, долго любовался прелестью лета, причудливыми узорами листвы и тем, как ветер пробегает по траве, гоня зеленую волну по вершине холма.
Ветер. Занавески колыхались от дуновения, но Тристан не чувствовал никакой прохлады. Комната была залита солнцем, но он не ощущал тепла.
Зато Элла чувствовала все. Она лежала на футболке Айви, валявшейся в уголке.
Когда Тристан обернулся к ней, кошка приветствовала его, приоткрыв глаза и замурлыкав.
«Бедняга, тут маловато грязного белья для тебя, да?» — спросил Тристан, вспомнив о странном пристрастии Эллы к самым «пахучим» его носкам и футболкам.
Тишина в доме заставила его понизить голос, хотя он знал, что может орать хоть благим матом — и все равно никто не услышит.
Это одиночество становилось невыносимым. Тристан боялся, что теперь он навсегда остался один и будет вечно скитаться по миру живых — невидимый, неслышимый, неузнанный. Почему он не встретил старушку из больницы после того, как она умерла? Куда она подевалась? И почему он не ушел вместе с ней?
«Мертвые отправляются на кладбище, — подумал он, направляясь по коридору к лестнице. Внезапно он остановился, как вкопанный. — Ведь у него теперь тоже есть могила! Наверное, его похоронили рядом с бабушкой и дедушкой».
Тристан торопливо помчался по лестнице, ему не терпелось увидеть, что ему уготовано. Может быть, там он найдет старушку из больницы или каких-нибудь других недавно умерших, которые объяснят ему, какие тут порядки.
В детстве Тристан несколько раз бывал на кладбище Риверстоун-райз. Это место никогда не наводило на него тоску и уныние, может, потому, что возле могил бабушки и дедушки, отец всегда рассказывал какие-нибудь забавные истории из их жизни.
Пока мама возилась с сорняками и сажала цветы, Тристан бегал по кладбищу, забирался на надгробия и перепрыгивал через могилы. Для него кладбище было чем-то вроде детской площадки или полосы препятствий. Теперь ему казалось, что это было много-много веков тому назад.
Было очень странно проскользнуть через высокие чугунные ворота, на которых он когда-то раскачивался, как мартышка — так всегда со смехом говорила мама, — и отправиться на поиски собственной могилы. Тристан не знал, что вело его, память или инстинкт, однако он быстро нашел нижнюю аллею и нужный поворот, обозначенный тремя соснами.
Он знал, что могила находится в пятнадцати футах от этого места, и заранее приготовился к потрясению, неизбежно ожидающему его при виде собственного имени, выбитого на надгробии рядом с именами бабушки и дедушки.