Книга Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Скил - Дмитрий Сиянов

Лотерейщик заметил меня, бросил трепать тельце девчушки, плотоядно заурчал и с энтузиазмом бросился ко мне в предвкушении поживы. Правильно, иди сюда, сволочь! Как только расстояние между нами сократилось до двадцати метров, я без затей саданул монстра даром в лоб. Тварь осела на четыре конечности, затрусила башкой, пытаясь прийти в себя – удар, примерно сравнимый с попаданием кувалды в лоб, не убил неплохо развитого монстра, но всё же мало ему не показалось! Опустил голову, мразь? Получи ещё раз, в темя, там кости потоньше будут. Послышался хруст, лотерейщик упал мордой вниз, раскинув в сторону руки, заскрёб ими по земле. Приблизившись на пару шагов, я ещё раз ударил монстра. В висок, уже контрольный удар – верхняя половина туловища твари обмякла, ноги конвульсивно дёргались. Готов!

В следующий момент я услышал быстро приближающийся топот лап и какое- то позвякивание слева. Я развернулся на звук: ко мне неслась здоровенная собака – точнее, ещё одна тварь, которая когда-то была собакой. Шерсть вылезла, и теперь тело покрывали лишь её жалкие клочья, лапы стали толще и мощнее, а звякала она обрывком цепи, болтавшимся на ошейнике, от которого, бывшая псина так и не смогла избавиться. Не добежав метров пять до меня, тварь прыгнула и получила удар в нос. Вытянутую морду вдавило в голову – видимо, скорость её движения прибавилась к скорости встречного удара. А ко мне уже приближался спидер, не сильно отстававший от бывшего друга человека, и он также получил удар между глаз. С другой стороны хутора подбежали три бегуна в разорванных, перепачканных кровью лохмотьях. Подходите, уроды, экшн продолжается! Тел на перекрёстке добавилось. Я успокоил ещё одного бегуна, чуть запоздавшего к раздаче, и сам опустился на землю – в глазах потемнело, подступила дурнота, руки затряслись. Всё, я выжат досуха. На использование дара требуется сила, а она у меня закончилась. Мне повезло, что и твари, похоже, закончились вместе с ней.

Трясущимися руками я нашарил фляжку с живчиком на поясе, отпил пару глотков – даже не поморщился, а недавно это пойло мне казалось той ещё гадостью; пить приходилось через силу, убеждая себя, что это лекарство и потому вкусным быть не обязано, а сейчас… привык. И к зрелищам, подобным тому, от которого меня сегодня так переклинило, тоже привыкну… наверное.

Гнев схлынул, осталась апатия. Апатия и осознание сделанной… глупости? Конечно, глупости – окажись тварей на одну больше или одна из них чуть расторопней – и все, хана. Погиб бы смертью героической… и тупой! И ради чего этот маразматический подвиг, что я этим изменил? А пофиг… Сил нет на разбор полётов. Гнев схлынул – осадок остался. Горький осадок и тельце растерзанной девчушки, которой просто не повезло.

Я сидел на небольшом пятачке земли, когдаето бывшем центром местной жизни. Сейчас он был завален трупами, под которыми растекалась чёрная кровь, и стал скорее центром местной смерти. И я посередине, с потерянной рожей и фляжкой в руке. Ни дать ни взять инсталляция под названием «Невесёлые раздумья». Я невесело усмехнулся: если сюда сейчас прибежит ещё какая-нибудь запоздавшая тварь, вряд ли она оценит экспонат современного творчества. Нужно двигаться дальше: Стикс не терпит слабаков!

Глава 16

Я сделал над собой усилие, встал и принялся за дело. Но все действия выполнял чисто механически: подходил к очередному трупу твари, переворачивал спиной вверх, если надо, разрезал по долькам похожий на половину головки чеснока споровый мешок, потрошил, если находил спораны – заворачивал в тряпицу с ватой и шёл к следующей тушке. Меня даже не особо интересовало, найду я что-нибудь или нет. Я, видимо, просто очень устал. День выдался не из лёгких: сначала – похмельные сборы в рейд, потом – перестрелка с бандитами, близкое знакомство с элитой, затем – медведь-зомби, блуждания по лесу, и под конец – ещё этот маразматичный бой на хуторе.

Со всех я собрал восемь споранов; если вместе с тем, что с двух бегунов на входе взял, и четырьмя – с медведя, получится тринадцать (ну хоть потраченные патроны отбились). Прошёлся по хутору, проверил дома на предмет чего-нибудь ценного, ничего не нашёл. Встретил двух медляков, успокоил их топором, да ещё в одном из домов обнаружил ползуна – мерзкое создание, мерзкое и жалкое: убил и его. Частенько попадались обглоданные костяки животных, иногда – людей: заметил пару сильно погрызенных, но не объеденных до конца трупа – видимо, это были неудачливые медляки, которыми решили от бескормицы закусить твари посильнее. Всё, кажется, хутор зачищен, теперь можно, наконец, подумать о еде и ночлеге.

Остановился в доме рядом с перекрёстком. Здесь, похоже, была организована неофициальная торговая точка – запасы продовольствия здесь были весьма внушительны, а в просторной кухне, объединённой с прихожей, я нашёл низкий ящик с буханками хлеба. В таких ящиках его обычно развозят по магазинам. Не знаю, как они правильно называются: поддон – не поддон, лоток – не лоток.

Поужинал уже в темноте найденной здесь же тушёнкой и сухарями – разломал одну из буханок хлеба, который засох до почти каменного состояния, но не заплесневел и в целом был вполне пригоден к употреблению. Входную дверь подпёр тумбочкой – не так чтобы не откроешь, но сделать это бесшумно не получится. Притащил подушку с одной из кроватей на диван в соседней с кухней комнате, засунул под неё пистолет и лёг спать, не раздеваясь. Можно было устроиться в спальне с гораздо большим комфортом, но что-то во мне противилось этому – какое-то дикое чувство такта, что ли. Мол, жили люди, меня к себе не приглашали, а я тут приперся, и в одежде – на хозяйскую кровать. Причём мозгом-то я понимал, что люди эти давно мертвы и пофиг им уже, кто и как на их кровати спать будет. Более того, они, возможно, переродились в тварей, и я их сегодня убил, а тут о каком-то чувстве такта думаю. Да, мозгом понимал, но чувствовал себя в спальне некомфортно – уж лучше здесь, на диванчике посплю. Вообще, наверно, не стоило здесь останавливаться на ночь, надо было лучше вернуться в лес и переночевать под каким-нибудь кустом. Крови с тварей натекло много – удар от моего умения сейчас можно сравнить с ударом тяжёлой кувалды, а если по меньшей площади бью, то и сильнее, так что я их не глушил, а просто проламывал им черепа. Хотя, может быть, я и зря беспокоюсь, может, заражённые только свежую кровь иммунных чуют издали. А так оно, наверное, и есть: зараженные гибнут и от лап друг друга, причем нередко, не могут же твари к каждому пожёванному медляку бегать – на каждый случай не набегаешься.

Посреди ночи меня разбудил странный шум. Не успев понять, что к чему, я вскочил с дивана, выдернув из – под подушки пистолет, и замер посреди комнаты, готовый стрелять, бежать или прятаться. Совсем нервы ни к чёрту стали – это всего лишь шум дождя. Ну да, небо вчера с утра хмурилось и вот, наконец, разродилось дождём: не мелкая противная морось, но и не ливень – спокойный и ровный летний дождик. Я раньше очень любил ночные летние дожди, а особенно спать под них, когда можно открыть окно в комнате и впустить в душную квартиру прохладу и свежесть и засыпать под мерный и почему-то грустный шум капель. А сейчас, в Улье, шум дождя казался мне не просто грустным, а тоскливым и тревожным. Капли шелестели по веткам и листьям деревьев, по крыше дома, дождь как будто оплакивал погибших здесь людей и меня вместе с ними. Это жёсткий мир, здесь не до светлой печали и сантиментов. А ещё дождь отлично скрадывал звуки шагов. Впрочем, если кто-нибудь захотел бы подобраться ко мне, пока я спал, у него и без дождя бы это отлично получилось.