Книга Темные века. Раннее Средневековье в хаосе войн - Айзек Азимов

Но даже тогда, когда королевский трон опустел, Карл Мартелл не предпринял попытки занять его. Также он не пытался посадить на трон своего сына. Законность короля по-прежнему была очень важна для франков. Кроме того, Мартелл никогда не забывал, что случилось с братом его бабушки, Гримвальдом.

Глава 6

От мажордомов до королей

Кризис в Риме

После смерти папы Григория Великого, в 604 году, вокруг папского престола разгорелась борьба. За папский трон боролись две силы, которые, строго говоря, к церкви никакого отношения не имели. Одной силой был имперский экзарх в Равенне, а другой — ломбардские герцоги, самым влиятельным из которых считался герцог Павии.

И имперский экзарх, и ломбардские герцоги были очень опасны, поскольку имели собственные армии. Им ничего не стоило, при определенных условиях, захватить власть в Риме и посадить на трон своего папу, который бы послушно исполнял волю победителя. Тем не менее, на короткое время войны удалось избежать: между ломбардскими герцогами начались распри, а Византия оказалась втянута в долгую, затяжную войну с персами, а потом с арабами.

Опасность, с которой столкнулась Византия, пришла не на наконечниках копий, а появилась в представлениях людей. Когда Гераклий был императором, он никак не мог понять, что персы завоевали Сирию и Египет так быстро потому, что сирийцам и египтянам намного ближе были верования персов, чем христианская теология Константинополя.

Каким же горьким оказалось известие о том, что Сирия и Египет приветствовали персов как освободителей!

Гераклий решил найти компромисс между константинопольским ортодоксальным христианством и ересями в Египте и Сирии. Этот компромисс получил название «монофелитство»[21] и обернулся катастрофой для империи. Египтяне и сирийцы не приняли ересь монофелитов и сдались маврам-мусульманам с той же легкостью, как до того персам. В самом Константинополе монофелитство разгневало ортодоксальных христиан. Оно повергло в ужас и папу.

Религиозные распри достигли апогея вскоре после 649 года, когда папой стал Мартин I. Мартин I сразу после избрания созвал церковный собор, на котором обличил ересь монофелитов и призвал западную церковь объединиться против общего врага — Византии, откуда пришло монофелитство. Но Византия, со всех сторон окруженная наступавшими арабами, все еще сохраняла сильные позиции в Италии. Поэтому в 653 году экзарх арестовал Мартина. Его отправили в Константинополь, где Мартина пытали, угрожали смертью и в конце концов сослали в Крым, который в Византии считался таким же местом ссылки, как Сибирь в старой России. Там Мартин и скончался в 655 году.

Но Константинополь все равно оказался в проигрыше. Навсегда потеряв Сирию и Египет, нечего было и пытаться усмирить еретиков. Безопасность Константинополя сильно пошатнулась. Сначала арабы осадили в 717–718 годах столицу. После того как осада была снята и врага прогнали, стало ясно, что затишье будет недолгим: арабы вернутся с новыми силами. Теперь империи было не до гордости — Константинополь согласился бы искать союзника где угодно.

Поэтому Константинопольский собор 680 года постановил полностью отказаться от монофелитства. В 692 году константинопольский патриарх даже возжелал сделаться равным папе.

Но у папы были в это время другие неприятности: не успели закончиться теологические разногласия, как шаткое спокойствие нарушила иная опасность, совершенно не имевшая отношения к церковным делам. В 712 году на ломбардский трон в Павии взошел новый, решительно настроенный монарх, Лютпранд. Первым делом он захотел подчинить себе своевольную ломбардскую аристократию. Опасность заключалась в том, что, если бы Лютпранду это удалось, папа оказался бы полностью беззащитным перед ним.

Думается, что Лютпранд, энергичный король, в 712 году и в течение нескольких лет после этого был полностью занят делами Ломбардии. Потому что каждый, кто был в состоянии взглянуть на Европу в целом, увидел бы, как с двух сторон одновременно ей грозила страшная опасность. На западе мавры захватили почти всю Испанию и совершали набеги за Пиренеи. На востоке арабы постепенно проникали в Малую Азию, а война против Византии была в самом разгаре.

Разве не должно было это время стать для Европы и Византии переломным, когда следует забыть все распри и объединиться, чтобы противостоять врагам?

Но Европа в 712 году была не готова к этому. Слишком велика была раздробленность: дороги полностью разрушены, передвижение затруднено, разобщенность столь значительна, что отголоски жестокой войны в Пиренеях даже не доходили до Альп, возвышавшихся всего в ста пятидесяти с лишним километрах.

И если Европе удалось было выжить и сохраниться, то это было заслугой армий, действовавших независимо друг от друга, без единого руководства. К счастью, этого оказалось достаточно.

В 717 году на трон Византийской империи, с моря и сущи окруженной врагами, взошел новый император — энергичный и решительный Лев III. Он организовал защиту Византии и перешел в решительное наступление. При Льве III был изобретен «греческий огонь» — зажигательные бомбы, предположительно сделанные из нефтепродуктов, которые при соприкосновении с водой воспламенялись. При помощи зажигательных бомб византийцам удалось поджечь флот арабов. Уцелевшие корабли предпочли убраться восвояси.

Победив арабов на море, византийцы расчистили дорогу кораблям, которые привезли продовольствие и оружие.

Стало ясно, что теперь Константинополь продержится намного дольше. Началось и увенчалось успехом контрнаступление на арабов в Малой Азии. В 718 году византийцам удалось наголову разгромить арабов, и оставшимся в живых врагам пришлось позорно удирать.

Это была та самая победа, которая остановила первое нашествие арабов. Именно она явилась переломным моментом в истории, а не победа Карла Мартелла, которую он пятнадцать лет спустя одержал над небольшим отрядом мавров при Пуатье.

Из Рима тоже наблюдали за успехами византийцев. Для папы византийцы могли стать подспорьем в борьбе с набиравшими силу ломбардцами. Поэтому вполне допустимо предположение, что папа склонялся к союзу с экзархом, чтобы объединиться против Лютпранда.

К сожалению, этого не случилось. Одержав победы над маврами, византийцы почувствовали себя уверенно не только в делах военных, но и в делах церковных. А поскольку религиозные расхождения между ними и Римом уже были достаточно сильными, стремление византийцев примириться с папой, возникшее в трудную минуту, исчезло. Лев III даже сделался церковным реформатором. На его взгляд, христианская церковь изобиловала большим количеством суеверий. В особенности много поклонялись статуям и иконам.