Книга Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного - Лорд Кинросс

Мехмед полагался только на очень опытных и знающих иностранных советников и в вопросах коммерческой, и в финансовой политике. С помощь ученых он собрал для своей библиотеки в Серале ряд классических рукописей, на которых основывались его научные занятия, наряду с работами греков по христианской религии, которые для его удобства переводились на турецкий язык.

На более поздних этапах своего правления, будучи всегда свободным от запретов ислама относительно портретных изображений человека, он распространил свой патронаж на западную живопись и скульптуру, и ряд итальянских художников посетили его дворец. Главным среди них был венецианец Джентиле Беллини, который прибыл в 1479 году в ответ на обращенную к дожу просьбу султана прислать ему «хорошего художника». Беллини провел в Стамбул около пятнадцати месяцев, где его принимали с особым расположением. Он писал портреты султана и других важных персон двора. Существует рассказ о том, как Беллини однажды показал султану картину, изображавшую эпизод обезглавливания Иоанна Крестителя. Мехмед продолжительное время размышлял над увиденным, а затем подверг картину критике, объясняя на основании личного опыта, что человеческая шея, после того как отрубят голову, выглядит короче, более сжатой, чем это передал художник. Беллини украсил внутренние апартаменты Сераля рядом фресок и других живописных произведений. Все эти ренессансные работы были убраны после смерти Мехмеда как «непристойные» его иконоборческим сыном Баязидом II, продавшим все картины на открытом рынке. Большинство работ пропало, кроме портрета султана, приобретенного венецианским купцом и спустя века оказавшегося в Национальной галерее в Лондоне. Помимо просьбы прислать из Венеции хорошего художника, Мехмед попросил также прислать и хорошего скульптора, специалиста по бронзе. Доподлинно неизвестно, кто был послан ответ на его просьбу. Хотя одним из визитеров ко двору султана был точно Констанцо из Феррары, который изготовил для султана медальон. Но сам по себе Мехмед Завоеватель не был выдающимся деятелем Ренессанса.

Мехмед оказывал особое расположение персам, сначала в интеллектуальной, а затем и в управленческой сферах, что служило причиной появления зависти со стороны турок. Число персов, живших и писавших в Османской империи под его покровительством, было большим, чем в любое время до или после него. Даже поэты из турок пользовались персидским стихом. Сам Мехмед написал около восьмидесяти поэм на турецком языке и стал известен как «рифмующий султан». Он внедрял занятия литературой, ежемесячно выплачивая пособия мастерам литературного жанра. Он любил беседы в своем дворце в окружении известных ученых и богословов.

Но в этой обстановке науки прогрессировали сравнительно медленно. Сам Мехмед интересовался астрономией, но главным образом в качестве предпосылки для астрологии. Никогда не предпринимал он важного шага, особенно в военном деле, не проконсультировавшись сначала у любимых астрологов, состоявших при его дворе. Дата и даже час события должны были быть точно зафиксированы относительно положения планет. Все еще мало развитой среди турок оставалась медицинская наука, и собственные медики-советники султана были по большей части евреями из Италии. Выдающейся личностью среди них был Якопо де Гаете, который под именем Якуба-паши достиг должности визиря и на протяжении более чем тридцати лет пользовался большим влиянием при дворе султана не только в медицинских, но и в финансовых вопросах. Он сопровождал султана во всех его военных походах. Венецианцы, постоянно стремившиеся убить Мехмеда, за двадцать лет его правления предприняли через своих агентов не менее четырнадцати попыток отравить султана и с этой целью пытались заручиться поддержкой Якопо, но безрезультатно.

Здоровье Мехмеда не было крепким. В тридцать лет он стал чрезмерно полнеть, результатом чего явились острые проявления наследственного артрита, которые временами делались слишком болезненными. Слишком увлекавшийся плотскими наслаждениями, как в деле любви к еде, так и – в этом отношении будучи плохим мусульманином – особого пристрастия к вину, султан становился все более и более тучным. Он страдал от острых приступов подагры и колик, и наступали все более продолжительные промежутки времени, когда Мехмед не мог покинуть свой дворец. В последующих поколениях средняя продолжительность жизни османских правителей все больше сокращалась. За последние полтора века возраст только одного из них немногим превысил пятьдесят лет. В 1479 году, когда Мехмеду было сорок, у него появилась опухоль на ноге, озадачившая врачей. К концу следующего года, когда Беллини писал его портрет, султан был явно больным человеком.

Весной 1481 года Мехмед переправился со своей армией в Азию и начал продвижение в южном направлении, назначение кампании в соответствии с его привычкой держалось в секрете. Возможно, он планировал лично возглавить еще один поход на Родос. Возможно, у него имелись планы относительно владений Мамлюка в Египте. Но по пути у Мехмеда началось сильное обострение колита, усилившее проявления подагры и артрита, от которых он мучительно страдал. Частный врач-перс султана дал ему лекарство, оказавшееся неэффективным, и которое, как заявили недруги, было чрезмерной дозой опиума, предписанной по указанию его сына Баязида. Когда Якуб-паша наконец добрался до постели своего господина, он объявил, что эта доза была фатальной: кишечник султана был блокирован. Ничего уже нельзя было сделать. Мехмед Завоеватель скончался 4 мая 1481 года, в час полуденной молитвы. Ему было сорок девять лет.

«Великий Орел мертв». Так посыльный передал эту новость в Венецианскую республику. Запад мог снова вздохнуть, освобожденный от страха перед Востоком, – и оставаться свободным от его угроз на сорок лет вперед. На деле султан Мехмед II, несмотря на целую вереницу военных кампаний, не очень-то расширил границы империи. Он потерпел неудачу под Белградом, на Родосе и под Отранто. Мехмед, тем не менее, как он утверждал, стал хозяином двух морей и двух континентов. Как завоеватель султан Мехмед окончательно закрепил основы великой исламской империи; как государственный деятель он воздвиг внутри империи структуру нового и прочного исламского государства с институтами, традициями и политикой, достойными того, чтобы наследовать имперским цивилизациям классического Рима и христианской Греции. Мехмед на самом деле был ревностным покровителем православного христианства, и за это главное достижение он должен оцениваться в исторической перспективе как выдающийся монарх Средних веков.

Часть III

Расцвет империи

11

Следующему веку было суждено увидеть величайшего из османских султанов, Сулеймана I, известного миру как Сулейман Великолепный, а его собственным подданным – как Сулейман Законодатель. Правнуку Мехмеда II предстояло расширить Османскую империю дальше и поднять ее выше, к вершинам ее мощи и престижа, чем замышлял сам Завоеватель. Но в данный промежуток времени дух братоубийства, присущий османской династии, вырвался на свободу после смерти Мехмеда, вылившись в продолжительный период борьбы между двумя его сыновьями, Баязидом II и его младшим братом принцем Джемом.

Султан Баязид, полная противоположность своему отцу, был миролюбивым, созерцательного склада ума ученым, мистиком в своих убеждениях, строгим в привычках и терпимым в своих взглядах, не стремившимся к завоеваниям. Он был первым османским султаном, кто отказался от практики обязательного личного руководства своими армиями на поле боя. Джем, напротив, будучи на двенадцать лет моложе, был человеком действия и увлекающейся натурой, сильным и храбрым, имеющим вкус к наслаждению прелестями жизни. Он любил искусство и, живя среди поэтов, сам стал незаурядным поэтом. «В его руке, – писал его биограф, – Кубок Джамшида заменил Печать Соломона, и с ним вместо барабана победы был слышен голос менестрелей».