Книга В субботу вечером, в воскресенье утром - Алан Силлитоу

— Где машина? — резко спросил он, потирая ногу.

— Ты как, встать можешь? — спросил Фред, у которого у самого дрожали колени.

— Досталось прилично, — буркнул Артур. — Но ничего, дай только добраться до этого подонка, несладко ему придется.

Фред взял брата под мышки и помог ему встать. Направляясь к машине, они услышали стук закрывающейся двери. Водитель зажег сигарету и двинулся в их сторону.

— Эй вы, оболтусы, — сразу перешел он в атаку, — не видите, куда идете? — Водитель сделал движение, словно собирался ударить Артура.

Роста он был среднего, пальто расстегнуто, на невзрачном лице выделялся мощный подбородок. Его низкорослый дружок стоял, прижимаясь к бордюру. У Артура сильно болели бедро и бок, и ему приходилось внимательно следить за своими ногами, которые упорно норовили развернуть его в направлении, явно для него нежелательном. Ни он, ни Фред до сих пор не проронили ни слова, и могло показаться, что агрессивная манера водителя приносит успех.

— Я же мог убить вас обоих. Вы что, всегда ходите с закрытыми глазами? Или слишком надрались, чтобы хоть что-то вокруг себя замечать? Лучше бы вам пить поменьше эля, тогда, глядишь, и не будете представлять угрозу для таких, как я, и научитесь правильно переходить дорогу.

Братьев обдало густыми парами виски. Фред подумал, что из такой ситуации есть только один разумный выход. Сами они после того, как оставили позади Кэнниг-Серкус, капли в рот не взяли.

— Это тебе следует пить поменьше, — увещевающе сказал он, — иначе в участок отведем за вождение в пьяном виде. Всякий скажет, что ты слишком много принял на грудь.

Водитель злобно оскалился, подошел еще ближе и бросил на землю только что зажженную сигарету. На Артура, стоящего в стороне и прислушивающегося к разговору с плотно сжатыми губами, он не обращал ни малейшего внимания.

— Вы сами во всем виноваты. И отлично это знаете, — продолжал водитель, вдохновленный столь слабым отпором со стороны Фреда, и стиснул кулаки в карманах пальто. — Вы переходили дорогу с закрытыми глазами. Наверное, упражнялись, лунатиками захотелось поработать. Я ведь гудел вам до посинения, а вы хоть бы хны. Наверное, не только слепые, но и глухие.

— Ты прекрасно знаешь, что даже не прикасался к сигналу, — спокойно возразил Фред. — Больше того, держу пари, в такой машине, как у тебя, вообще клаксона нет. Она такая маленькая, что после того, как ты втиснешь туда свою тушу, там больше уже ничто не поместится.

Водитель подошел поближе и помахал кулаком.

— Если ты не заткнешься… — пригрозил он.

Фред оглянулся в надежде предотвратить неизбежное. Артур сделал шаг вперед, протиснулся между ними, схватил растерявшегося водителя за лацканы пальто и оторвал его от земли.

— Если ты сам не заткнешь пасть, — проревел он как бык, вне себя от ярости, с налитыми кровью глазами, — я тебя по стене размажу!

У того открылся рот, но из него не вылетело ни звука, затем челюсти снова сомкнулись, в то время как обладатель их по-прежнему висел в нескольких дюймах над землей. Глаза его закатились, лицо мертвенно побелело, и казалось, что он яростно и вместе с тем со страхом пытается понять, как же это он очутился в таком незавидном положении. Артур отпустил водителя, тот сделал несколько неверных шагов назад и, бледный, изнемогший, безнадежно пьяный, привалился к стене.

Изобретательный ум Фреда породил дьявольскую идею.

— Давай перевернем его машину, — предложил он. — Она не больше, чем детская коляска.

Артур расхохотался и принял предложение, полагая, что реализация его станет совершенно справедливым возмездием как этой железной колымаге, из-за которой он пострадал, так и пьянчуге-водителю, опирающемуся о стену.

Они вжались спинами в машину — один спереди, другой сзади — и, постанывая от напряжения, работали плечами, невероятно тяжело дыша, как если бы имели дело с огромным «Уолсли»[10]. Они искали наиболее удобное положение для ладоней, сражались с дверями и подножкой, рулем и крыльями, получая нескрываемое удовольствие от этой великолепной игры.

Машина слегка подалась и стала легче.

— Ну, еще немного, — подначивал брата Артур.

Последнее усилие…

— Пошла! — с сияющей улыбкой воскликнул Фред.

— Взяли, еще немного, — подхватил Артур. — Идет, чувствую.

Больше они не слышали ничего. Поглощенные актом отмщения, братья в то же время были охвачены высоким духом командных действий, наполняющим их сердца ослепительным светом исключительного могущества и справедливости, обретений и надежды на лучшие, более значительные дела. Сначала тяжесть казалась неподъемной, потом стала постепенно уменьшаться, и вот машина мягко замерла, как бабочка, нанизанная на нитку, и достигла полного равновесия, отчего братьям хотелось смеяться и выкрикивать победные кличи, как воинам-завоевателям, и они наверняка так и сделали бы, если бы это не означало краха всего их предприятия.

Машина покачнулась и через неуловимую долю секунды со скрежетом рухнула набок и безмятежно застыла на мостовой. В таком положении она казалась более привлекательной, исполненной спокойного достоинства, подобно мулу, когда он после тяжелых дневных трудов наслаждается у себя в стойле заслуженным отдыхом.

А водитель лежал подле стены, погруженный в глубокий сон.

На пути домой Артур не чувствовал боли. Никогда еще за последние месяцы не испытывал он такой радости и бодрости и подъема чувств, надеясь, что ближайшие несколько дней пролетят незаметно, Джек вернется к столь любимым им ночным сменам, и ничто не помешает ему после рабочего дня заглядывать в тускло освещенную гостиную Бренды. Лабиринт улиц городского предместья, вьющихся между табачной и велосипедной фабриками, затянул их в свой огромный зев и обволок густой тьмой. За стенами новых кирпичных домов расстилались поля и леса, скатывающиеся в долину Ирвош, а потом поднимающиеся по склонам холмов Дербишира, и, входя в дом, братья говорили о том, как славно будет съездить в Мэтлок в первое же погожее воскресенье.

Глава 8

Злобная сплетня миссис Булл пробежала, словно электрический ток по проводам, от выключателя к выключателю, и удивительно еще, что пробки перегорали так редко. В один из дней начала лета, когда низко нависшее и пока еще безмятежное небо начинало выказывать первые устрашающие признаки надвигающейся грозы, она стояла, прислонившись к столбу, в ожидании, когда с фабрики повалит народ. Внезапно раздался негромкий щелчок — кто-то выстрелил из духового ружья, и она высоко подскочила на месте. Жирные руки, лежавшие на фартуке, разомкнулись, и, прижав ладонь к лицу, миссис Булл завопила:

— Господи, вот ужас-то! Убивают, убили!

Так она визжала несколько минут — чисто свинья на бойне, по определению старой миссис Мэкли, с тайным удовольствием созерцавшей поцарапанную щеку соседки, однако же не отважившейся выказать никакого иного чувства, кроме сострадания: