Книга Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер

Я бы лучше увидел на его месте капеллана, смотрящего на рабский труд. И что самое странное, управлявшие своими рабами офицеры-Soldatenklau дали врачу уйти с этим.

Не было в роте человека, который после этого помог бы врачу выбраться из любой передряги, связанной с Советами. Он стал дерьмом для всех.

Приятные воспоминания о более ранних временах в Восточной Пруссии

Похожее на ГУЛАГ таскание бревен в Soldatenklau проходило не ближе 35 км к северо-западу от города Лик в юго-восточной части Восточной Пруссии. За полтора года до того, в начале 1943 года, мне выпало там несколько месяцев занятий по вождению танков в армейской танковой школе. Мирные заснеженные поля и почти неезженые лесные дороги делали время вождения незабываемым, несмотря на то что наш школьный танк со снятой башней был открыт сверху. В 1943 году были и другие приятные аспекты местности вокруг Лика.

В одной деревне — водителям пришло время смениться — мы проехали напрямик, мимо белого забора из штакетника. Солдат за рычагами переволновался и, желая дать задний ход, въехал в забор передним правым углом стального ящика.

Владелец чистого участка, который обегал тот забор, был добрым, великодушным стариком, который пригласил нас — инструктора и четырех курсантов — поболтать и выпить чаю. Он угостил нас огромной буханкой белого хлеба и в придачу к ней — много масла. Он знал, что могли съесть молодые парни, особенно когда они занимаются зимой на открытом воздухе.

Сказав, что его семья многие поколения живет в Восточной Пруссии, он с печалью рассказал, что его сын, служивший тогда в Вермахте, официально сменил фамилию. «Она недостаточно хороша для него». Он имел в виду свою фамилию Йидицки. Возможно, младшему Йидицки не нравилось, как звучат первые три буквы (: в английском языке оно созвучно, например, слову «Идиш» — Yiddish), а может быть, гораздо сильнее — последних трех.

Пердящие механики-водители

Чтобы заслужить уважение братства механиков-водителей, солдату нужно было практиковаться в водительском пердеже. Где бы водители ни собирались, они рано или поздно устраивали особое состязание — состязание пердунов.

Подготовка к доброму пуку требовала еды и питья, провоцирующих пускание ветров. Хорошо подготовившись, каждый конкурсант должен был сесть на табурет — в танковой школе это был стандартный четырехногий табурет — и вытянуть ноги, опустив пятки на пол далеко перед собой.

Когда наступала его очередь, каждый солдат делал вид, что нажимает левой ногой педаль сцепления, и, издав короткий пук, двигал правой рукой, имитируя переход с нейтральной передачи на первую, освободив педаль сцепления. Без паузы — и это было одним из обязательных условий — он, пустив в ход правую ногу, чтобы нажать на педаль газа воображаемого Pzla, повторял цикл — снять со сцепления — пукнуть — перейти на другую передачу — включить сцепление, переходя с первой передачи на вторую, и так далее, с целью дойти до пятой передачи, не пропустив — и это тоже входило в условие — ни пука, ни движения.

Традиционный танковый пердеж требовал точной визуализации шести передних передач, как на старом добром Pz-IV, который, кстати, имел одну заднюю передачу. «Панцер-V» («пантера») имел уже семь передних передач и четыре задние. Знатоки назначали дополнительные очки конкурсантам, чьи движения руками повторяли ход переключения передних передач Pz-IV в форме двойного Н.

Обычно танковый пердеж происходил скорее спонтанно, чем в связи с состязанием. Импульсивный участник, стоя на правой ноге, поднимает левую и, делая вид, что выключает сцепление левой ногой, издает короткий пук и пускает в ход правую руку, повышая передачу. Затем он поднимает левую ногу, делая вид, что включает сцепление. Конечно, он не мог пустить в ход правую ногу на воображаемой педали газа, чтобы ехать быстрее; так что ему приходилось пропускать повышение скорости до предела, допускаемого данной передачей, перед тем как переключиться на более высокую, — важное требование в реальном вождении тяжелого транспорта, особенно танков.

Механики-водители, способные допердеть до шестой передачи, демонстрировали адекватность принятой пищи — и, наверное, даже лучше — и что они не очень голодали. Солдатская мудрость «Нечего пожрать — нечего посрать» могла, относительно пердежа, быть перефразирована как: «Много пожрать — много посрать».

Правильное исполнение водительского пердежа требовало значительных умственных и физических усилий. То, что могло бы стать одним долгим пердежом на всю комнату, было разделено на шесть мини-пердежей, каждый из которых — еще одно условие — был четко слышен.

Все упражнение было также известно как танковый срач, хотя это скорее относилось к случаям непроизвольного подбрызгивания кала.

Любой механик-водитель, который часто обдумывал и практиковал танковый пердеж, был более компетентен за рычагами своего «панцера».

Да, сэр, так точно — пердеж механика-водителя был и развлечением, и средством обучения.

Глава 12

Воспоминания о солдатских песнях, маршах и дне награждения

Ничто, кажется, не поднимает мгновенно дух войск лучше, чем маленькая невинная строевая песня. Во время войны исполнение строевых песен также может приносить, и обычно приносит, и другие положительные последствия — о чем будет рассказана следующая история.

Все началось, когда примерно треть только что вышедшей из боя танковой роты посменно дежурила у пулеметов на треногах, обложенных мешками с песком, у железнодорожной станции — кажется, Зонненвальде? — при городке, переполненном беженцами, в основном германоговорящими, которые, едва сумев обогнать наступающие орды Джаггернаута с востока, смертельно устали от бесконечного движения в безопасную сторону, куда-нибудь на запад.

Редкие советские самолеты, идущие на низкой высоте, старались охотиться непосредственно на железной дороге, обычно игнорируя дороги, испятнанные легкими мишенями — бегущими людьми и их повозками, похожими, если проследить за ними взглядом, на неуверенные сигналы Морзе, километрами повторяющими … — … — то есть SOS.

Даже нечастые «швейные машинки» — небольшие медленные и старые советские самолеты-разведчики, звучавшие, как летающая швейная машинка с ножным приводом, отсюда и название — уделяли больше внимания рельсам, чем дорогам, — может быть, потому, что новые танки должны были прибывать к фронту по железной дороге. Если Иван ждал танки, то так же ждали и оставшиеся без них экипажи, ждавшие возможности разгрузить под покровом ночи свои новенькие четвертые «панцеры» или «ягдпанцеры IV». Пока этого не случилось, им и их пулеметам приходилось держаться поближе к станции.

Это подразделение выживших уж точно нуждалось в смене обстановки.

При первой возможности впечатляющая колонна — в черной форме, с П-38 на боку, щегольская в военном смысле слова и уж точно радостная от возможности ненадолго уйти от железнодорожных путей и товарных вагонов, их вторых домов на колесах — входила в город, проходила по переполненным улицам, распевая всякую всячину, включающую, без сомнения, и песню, известную как «Mann an Mann», с такими строками: