Книга Раздели мою печаль - Светлана Талан

— Мне нужны деньги на дорогу, — сказала она.

Муж дал ей ровно столько, чтобы хватило на билеты в обе стороны.

— Здесь мало. Надо больше, я беру детей с собой.

— Зачем? — удивился он.

— Так надо, Вовчик, — ответила Милана, загадочно улыбнувшись.

— Хочешь познакомить их с дедушкой и бабушкой? Твое право, — сказал Владимир и отсчитал нужную сумму.

* * *

Впервые после побега Милана ступила на родную землю. С первым же шагом страхи окружили ее со всех сторон, встали темной стеной. Они душили ее, словно невидимая сила впивалась холодными костлявыми пальцами в шею, и от этого затруднялось дыхание, шаталась земля под ногами, перед глазами плыли темные круги.

— Мамочка, тебе плохо?

Голос дочери вернул Милану в реальность. Она прижала к себе детей и с волнением в голосе сказала:

— Все хорошо, мои маленькие, с мамой все нормально, и у вас все будет очень хорошо. Вы поняли?

— Да-а-а! — ответили они хором.

Как и планировала, первым делом Милана пошла к Женьке и Валентине. Это были люди, к которым она могла прийти в любое время дня и ночи и они открыли бы ей дверь. Милана уже знала, что Женя снова попал в больницу, поэтому не стала лишний раз надоедать звонками и сразу направилась к ним. Друзья жили недалеко от двора ее родителей, и Милана ускорила шаг. Она уже видела дом Жени и Вали, и все равно ей казалось, что отец идет следом и вот-вот вцепится ей в шею хваткими пальцами. Она боялась его до сих пор. Очень. Дико. Нечеловечески. И лишь две теплые ручки, за которые женщина крепко держалась, придавали ей сил и не позволяли рухнуть в обморок от страха прямо посреди улицы. Только очутившись во дворе Женьки и закрыв за собой калитку, она смогла свободно дышать. Казалось, все страхи остались по ту сторону металлической ограды.

— Мы уже пришли? — спросил Богданчик.

— Да! — ответила ему сестра.

— Быстренько заходим в дом! — Милана легонько подтолкнула детей. — Можно? — постучала она в дверь, забыв о существовании звонка.

В доме на диване сидела Валентина. Она посмотрела на вошедшую Милану с детьми и еле заметно грустно улыбнулась. Милана никогда не видела ее такой подавленной, уставшей, с темными кругами под глазами. Плохое предчувствие кольнуло сердце, по спине пробежал холодок. Валентина еще не произнесла ни слова, как Милана уже поняла: случилось что-то ужасное…

Дети играли во дворе, и Валентина могла спокойно поговорить с гостьей.

— Все было, как раньше, — рассказывала она. — У Жени в этот раз ничего не болело, просто он заметил в кале кровь и решил обратиться к лечащему врачу. Женя прошел обследование, и его положили в отделение на операцию. Ты же его знаешь, он всегда говорил, что у него все хорошо, вот, мол, прооперируюсь и скоро выпишусь. Так было не раз, и все уже привыкли к такому повороту событий и не особо-то тревожились. Впрочем, как и я.

Валентина выглянула в окно, где двойняшки катали в коляске Оксанку, и продолжила:

— Только в этот раз я по-настоящему поняла, насколько мужественным и сильным человеком был мой муж. Наверное, именно эта внутренняя сила, которая была в его больном, далеко не мощном теле, меня так к нему притягивала.

Милана не задавала лишних вопросов, не желая бередить свежие раны, давая Валентине возможность выговориться именно сейчас, в тяжелый момент жизни.

— Женя чувствовал, что это конец, — глухо сказала Валентина. — Перед операцией он был как никогда грустным, я впервые увидела в его глазах обреченность. Ты же знаешь: Женька никогда не ныл, не жаловался на судьбу, но когда его увозили на операцию… — голос Валентины дрогнул, и она смахнула набежавшую слезу, — он сказал, что любит меня и дочь и… Он задержал на мне взгляд. Прощальный взгляд, который я никогда не забуду.

— Он… во время операции? — спросила Милана, не в силах произнести страшное слово «умер», которое никак не ассоциировалось с ее жизнерадостным другом.

— Нет. На следующий день после операции он, как всегда, уже поднимался с постели, обзванивал знакомых, а еще через день его состояние резко ухудшилось, — рассказывала Валентина. — Вот тогда Женя впервые сказал мне, что не хочет жить.

— Он страдал от сильных болей?

— Да. Ему кололи обезболивающее, но это не помогало. Он ничего не ел и угасал на глазах. Знаешь, как догорающая свеча, которая горит тихо, слегка потрескивая, но ты понимаешь, что еще чуть-чуть — и она догорит, и тогда наступит тьма.

Валентина замолчала. Она словно застыла в воспоминаниях, которые не отпускали, но через некоторое время тряхнула головой, будто избавляясь от тяжелых мыслей, и продолжила:

— Перед тем как впасть в кому, он успел написать письмо для дочери, которое она должна открыть в свое совершеннолетие. Еще он успел вспомнить всех своих друзей, не забыл и о тебе, Мила, поблагодарил судьбу, что все вы были в его жизни, и за то, что свела его со мной. Он улыбнулся на прощание… Я знаю, что в эту улыбку он вложил все свои силы. Измученный, изможденный, худой, до невозможности посеревший, а на искаженном от нестерпимой боли лице — улыбка… Врачи сказали, что метастазы задели многие органы и удалить опухоль оказалось невозможно, но я все равно сидела у его изголовья и все ждала… Чуда не произошло. Он ушел в светлый мир, где нет боли и мучений, тихо и спокойно, на рассвете, и вот уже четвертый день его нет с нами.

Милана пыталась найти слова утешения, но пребывала в шоке от услышанного, и ее сознание никак не могло принять смерть Жени — человека, который всегда был душой компании, который за пару часов мог подобрать лучшие музыкальные хиты для отдыха или найти в Интернете фильм, который был бы интересен всем. Он мог до копейки просчитать эконом-бюджет для компании, но не прослыть скрягой, знал, где и что можно купить качественное и недорого, имел тысячу знакомых и ценил дружбу. Милане он навсегда запомнился в клетчатой рубашке. Они у Женьки были разного цвета, но почему-то всегда в клетку. Почему? Теперь уже этого не узнать. Он любил жизнь и умел жить. В его жизни не было фальшивых друзей, как не было ненужных вещей. Его жизнь была светлой, без хитрости, лжи и захламленности, и только сейчас Милана поняла, что его жизнь — пример для подражания. Простой парень, который мог выпить пива в компании, за полчаса организовать отдых, работал, хотя имел группу инвалидности, решил не ныть и ждать смерти, а жить полноценной жизнью и радоваться ей так, словно каждый прожитый день был последним.

— Его жизнь была короткой, но яркой, наполненной любовью и светом, — тихо сказала Милана, обняв за плечи Валентину. — Женя жил без хлама в душе и в жизни и ушел без него. Нам будет его не хватать, но ты как-то держись ради Оксанки.

— Я не смогу жить здесь без него, — ответила Валентина, выделив слово «здесь».

— И что ты планируешь?

— Продам дом и уеду. Чужим жалко, но вроде бы его хочет купить дядя Жени. А ты, Миланка, приехала к родителям?