Книга Сон или явь? - Фрэнк Герберт

— Возможно, если он напрямую подключен к генератору, — согласился Тимберлейк. — Но он этого не сделает. Он воспримет пусковой эффект через поле генератора — ослабленное, пропущенное через буфер.

— А ты знаешь, что находится в моей каюте? — спросил Флэттери.

— Наверняка какое-нибудь следящее устройство, — предположил Тимберлейк. — Приборы мне кое-что подсказали.

— Сортировщик поля, — кивнул Флэттери. — Он связан с компьютером, подключен к его выходу. Если Бикель что-нибудь сделает с ним…

— А он обязательно это сделает, — с горечью усмехнулся Тимберлейк. — Давай-ка лучше посидим тихо. Это наш единственный выход.

Флэттери недоуменно уставился на него.

— Но ведь, если Бикель выпустит на волю механического монстра, Земля может погибнуть!

— Может, для разнообразия расскажешь мне какую-нибудь страшную историю? — спросил Тимберлейк.

— Я просто не успею рассказать тебе всего, — продолжал Флэттери. — Но это чудовище просто необходимо остановить. Прошу тебя. Поверь мне на слово!

— Да ты просто спятил! — разозлился Тимберлейк, но Флэттери уже почувствовал, что его слова затронули глубинные чувства инженера по системам жизнеобеспечения.

— Ты же инженер, — продолжал Флэттери. — Ты — структуралист. И ты прекрасно представляешь себе, какими соображениями руководствуется Бикель.

— К чему ты клонишь?

— Он отталкивается от внутренних механизмов человеческого тела, — отчаянно затараторил Флэттери. — От структур, совершенно необходимых механическому созданию, — зубов, челюстных мускулов, пищеварительной системы и тому подобного. Факты свидетельствуют о том, что люди произошли от хищников. А он настаивает, что для хищников инстинкт убивать является насущной необходимостью.

— То есть ты хочешь сказать, что наличие инстинкта убийцы является непременным условием для возникновения разума?

— Это Бикель так говорит! Я придерживаюсь иного мнения.

— Слушай… по-моему, ты всё это выдумал.

— Дай мне резак.

— Нет, — отрицательно покачал головой Тимберлейк.

— Я отберу у тебя резак, даже если мне придется убить тебя, — рявкнул Флэттери и двинулся на Тимберлейка.

— Прю, ты слышала, что говорит этот сумасшедший? — спросил Тимберлейк, отступая на шаг.

Ответа не последовало.

__ Прю!

Флэттери замер. В его голове крутились только что сказанные им слова: „… даже если мне придется убить тебя“. Он внезапно почувствовал, что загнан в угол.

„Инстинкт убийцы?“ — подумал он.

— Прю! — снова позвал Тимберлейк. — Радж, прекрати! Прю не отвечает!

Флэттери отступил на шаг назад. Сейчас он ощущал лишь тошноту, слабость в ногах и дрожь в руках. Голову его заполоняли тщательно скрываемые доселе мысли.

„Я стараюсь чего-то избежать, — подумал он. — Стараюсь о чем-не думать… это пугает…“

— Что с тобой, Радж? — спросил Тимберлейк. В голосе его слышалось неподдельное сочувствие.

Флэттери ухватился рукой за металлическую рукоятку. В противном случае он бы просто рухнул на пол. Он закрыл глаза, и перед его внутренним взором вдруг возникла стена его каюты с изображениями святых — их умиротворенные лики, переполненные искренней верой. Лики людей, которые полностью посвятили свою жизнь вере, надежде и любви к ближнему.

„Тс, кто верит в Господа нашего, должны увериться и в силе своей, — вспомнил Флэттери. — Отче наш, позволь обратить эту силу на обновление разума нашего. Раздели Твой свет с нами, грешными“.

Молитва заставила Флэттери сосредоточиться на слове „разум“ и снова в памяти всплыли священные лики. Ощущение умиротворенности и святые образы неожиданно успокоили его, будто река его мыслей вдруг потекла по совершенно иному руслу.

Флэттери открыл глаза и снова увидел металлическую ловушку, в которую они угодили: он и Тимберлейк в ореоле золотистого света — яркого и в то же время необычайно мягкого.

Тимберлейк, явно не подозревая об окутывающем его свете, напряженно подобрался.

А Флэттери почувствовал, что он всецело захвачен чудом Господнего откровения — огромная энергия, текущая в совершенно ином русле.

„Все люди — лишь части могучего потока, — думал он. — Мы не более чем притоки великой реки. Мы всего лишь его притоки, равно как и наши самые сокровенные мысли. Все во вселенной является частью единого целого — порой в виде жалкого ручейка, а норой и в виде клочка тумана. Однако все это — проявление одного и того же закона“.

И теперь закон этот буквально пульсировал в его мозгу. Он чувствовал его, но ни за что не смог бы точно сформулировать. Он чувствовал его в прикосновении ткани скафандра к коже, в прохладе заполняющего легкие воздуха, во всех своих ощущениях.

Насколько же чист и естественен был этот поток и насколько вдруг понятно стало место, которое сам Флэттери занимал во всеобщей картине мироздания! „Благодарю тебя, Господи, за то, что про светил меня!“ — прошептал он.

Полностью захваченный этими необыкновенными ощущениями Флэттери по-новому взглянул на Тимберлейка. Сейчас Тимберлейк казался ему… едва ли не мертвецом. Он, конечно, двигался, но его глаза за визором шлема были не чем иным, как пустыми глазницами Каждое движение напоминало механическую пляску костей скелета Флэттери принялся вспоминать Бикеля и Пруденс — и понял, что они тоже в действительности лишены жизни. Да, грудь их вздымалась при дыхании, но прикладываемые ими при этом усилия свидетельствовали лишь о том, что дни их (в разной степени) сочтены. Они напоминал» людей, жизнь которых поддерживается искусственными средствами.

«Мы обречены, — думал Флэттери. — Господи, зачем ты просветил меня?»

Скелетоподобный Тимберлейк и образы товарищей, представшие его внутреннему взору, неожиданно привели Флэттери в ярость. Он неожиданно выпрямился и воскликнул:

— Вы всё мертвецы! Зомби! Вы давным-давно мертвы!

Ярость ушла так же быстро, как и охватила его, и он вдруг понял, что тихо плачет. Острое ощущение просветления покинуло его. Оно владело душой Флэттери всего каких-то десять ударов сердца, а потом исчезло. Золотое свечение померкло, и шлюз, в котором они с Тимберлейком оказались узниками, вдруг стал тесной каморкой освещенной холодным светом, а воздух, которым Флэттери дышал в скафандре, приобрел затхлый привкус рециркуляции.

— Радж, ты должен держать себя в руках, — пробормотал Тимберлейк.

Тимберлейк сделал глубокий вдох, чувствуя тяжесть в груди. Ем; вдруг стало плохо. Состояние, в которое он впал, лишь усугубило охватившую его панику. Они с Флэттери оказались в ловушке. Тимберлейку это было совершенно ясно.

Потом перед его внутренним взором встал беспомощный эмбрион из гибертанков с домашними животными — кусочек протоплазмы, подключенный к трубкам с питательными жидкостями. В своем роде и он являлся личностью. Тимберлейку даже начало казаться что он лично знал это животное, и теперь он не мог не сожалеть о том, что оно уже никогда не сможет выполнять функции, назначенные ему природой.