Книга План «Ост». Как правильно поделить Россию - Себастиан Хаффнер

То, что неспровоцированное нападение Гитлера на Россию было ошибкой, а именно, уже единственно само по себе решающей военной ошибкой – сегодня это ясно всем. Вопрос лишь в том, можно ли было увидеть уже тогда, что это была ошибка. Россия в 1941 году в целом недооценивалась, даже в британском и американском генеральных штабах считались с быстрым русским поражением, причем Россия сама дала повод для этого вследствие проявленной слабости в зимней войне с Финляндией 1939 года.

Начальные, импонирующие Гитлеру успехи войны 1941 года казалось, подтверждали низкую оценку русской силы сопротивления. Мог ли он взять Москву с другой стратегией, сегодня еще спорно. Во всяком случае, до этого оставалось немного.

Но даже если Москва была бы взята, у России оставались огромные человеческие и территориальные резервы, и война не была бы закончена в 1941 году. Как вообще должна была бы закончиться эта война при наличии этих человеческих и территориальных резервов? Этот вопрос Гитлер себе примечательным образом, как теперь известно, никогда не ставил. Как и прежде в случае с Францией, он не думал дальше военной победы. Его военный план предусматривал в случае военной победы сначала только наступление до линии Архангельск-Астрахань. Это означает, что даже в этом случае он оставлял тогда огромный восточный фронт – при продолжающейся войне с Англией и угрозе войны с Америкой.

Уже теперь война против Англии и сдерживание оккупированного, но не умиротворенного континента связывали четверть немецких сухопутных войск, треть авиации и весь флот, вместе с соответствующими поставщиками в промышленности. Эта незаконченная война на западном фронте ставила восточной войне жесткое временное ограничение: Англия, отстававшая в начале войны от Германии на годы, становилась постоянно сильнее, не говоря уже об Америке. Через два, самое большое через три года они обе смогли бы начать наступление в Европе.

Все это были причины, которые должны были бы сдержать ответственного руководителя государства в 1941 году начинать русскую войну, к которой его никто не принуждал. Но Гитлер чувствовал ответственность только перед самим собой, и его интуиция неизменно и бесконтрольно говорила ему то же, что и еще пятнадцать лет тому назад, когда он в «Mein Kampf» изложил мнение, что «огромная империя на востоке» будто бы «созрела для падения». Он так слепо верил своей интуиции, что ни разу не позаботился о зимнем оснащении немецкой армии. Он был уверен, что наступление, которое началось 22 июня, будет победно закончено до наступления зимы.

Наступление зимы принесло вместо этого, как известно, первое тяжелое немецкое поражение под Москвой.

И в военном дневнике штаба вермахта тогда было записано: «Когда пришла катастрофа зимы 1941/42 годов, фюреру… стало ясно, что начиная с этой кульминационной точки… победа не может быть больше достигнута». Это было 6 декабря 1941 года. А 11 декабря того же года Гитлер объявил войну также и Америке.

Это была коренная, бросающаяся в глаза, очевидная и все еще наиболее необъяснимая ошибка, с которой Гитлер в 1941 году вырыл собственную могилу. Это выглядит так, как будто бы он из знания, что с неудачей его блицкрига против России победа стала невозможной, пришел к заключению, что тогда нужно хотеть поражения – и настолько полного и катастрофического, какое только возможно. Потому что поражение становилось для Гитлера неизбежным после того, как к непобежденным Англии и России присоединялась самая мощная в то время на Земле сила.

* * *

Сегодня нет никакого рационального объяснения этому, хочется сказать, безумному акту Гитлера. Объявление войны было по существу чистым приглашением Америке вести с ее стороны войну против Германии. Потому что для активного ведения войны Германии против Америки у Гитлера не было никаких средств, даже бомб дальнего действия, которые все равно были бы для Америки лишь булавочными уколами.

И с этим приглашением к войне Гитлер сделал самое большое одолжение американскому президенту Рузвельту. Потому что Рузвельт уже больше года пытался спровоцировать Гитлера к войне своей все более открытой поддержкой Англии, а в конце и прямыми военными действиями в Атлантике. К войне, которую Рузвельт, единственный среди всех противников Гитлера, без сомнения хотел и считал необходимой, но ввиду сопротивления в собственной стране не мог начать сам.

Гитлер благоразумно больше года не позволял себя спровоцировать и, наоборот, все время пытался отвлечь Америку от участия в европейской войне, ободряя и усиливая Японию, которая угрожала Америке. И как раз теперь эта отвлекающая политика привела к самому большому успеху: 7 декабря Япония напала на американский флот в Пирл-Харборе в Тихом океане и начала со своей стороны войну против Америки. Если бы Германия и дальше держалась тихо, то как мог бы Рузвельт вместо войны с Японией выступить против Германии, которая ему ничего не сделала? Как он мог бы объяснить это американскому народу? Своим объявлением войны Гитлер выполнил за него эту работу.

Может быть, он сделал это из верности своему союзнику Японии? Но об этом нельзя серьезно говорить. Не было никакого обязательства Германии к участию в войне, которую Япония начала на свой страх и риск – то же и в обратном направлении. Немецко-японско-итальянский тройственный пакт от сентября 1940 года был чисто оборонительным союзом.

Соответственно и Япония не участвовала в немецком нападении на Россию. Наоборот: когда в апреле 1941 года немецкое нападение на Россию было еще необозримо, Япония заключила с Россией соглашение о нейтралитете, которое корректно соблюдалось. И с русско-японской военной границы в Маньчжурии были отозваны сибирские дивизии, которые остановили наступление на Москву.

Гитлер не только юридически, но также и морально был бы совершенно прав, рассматривая японскую войну против Америки как желательную отвлекающую операцию помощи, которой она могла бы быть для Германии. Но он мог бы с той же холодной улыбкой смотреть на нее, как Япония наблюдала немецкую войну против России. К тому же он ведь тоже ничего не мог сделать для того, чтобы Япония оказывала ему какое-нибудь активное содействие. И он не был тем человеком, который позволил бы оказывать влияние на свою политику сентиментальным чувствам, в особенности в отношении Японии, об этом даже не требуется говорить.

Нет, не японское нападение на Пирл-Харбор побудило Гитлера самому ввести Америку в немецкую войну, от чего он ее раньше по мере сил удерживал, а успешное русское контрнаступление под Москвой, которое подтверждало интуитивный вывод Гитлера, «что победа больше не может быть достигнута». Об этом можно говорить с некоторой уверенностью. Но это не объясняет поведения Гитлера. Даже рассматривая это как шаг отчаяния, объявление войны Америке не имело никакого смысла.

* * *

Было ли это объявление войны завуалированным призывом о помощи? Ведь в декабре 1941 года выявилось не только то, что потом подтвердилось в дальнейшем ходе войны – что Россия с ее более чем двумястами миллионами населения была просто мощнее, чем Германия с ее восьмьюдесятью миллионами. Выявилось и другое: когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе была противопоставлена сила русского народа. С этого момента был ясен также исход: русские были сильнее прежде всего потому, что для них решался вопрос жизни и смерти.