Книга Трагедия армянского народа. История посла Моргентау - Генри Моргентау

– Я не вернусь в Константинополь, пока не покорю Египет.

Все это представление показалось мне очень и очень помпезным. При этом сам собой вспоминался третий член другого кровавого триумвирата, который более двух тысяч лет назад покинул свою страну, чтобы стать диктатором Востока. У Джемаля было очень много общего с Марком Антонием. Как и его римский предшественник, Джемаль был очень расточительным человеком; как и Антоний, он был алчным игроком, проводившим большую часть своего свободного времени за карточным столом в Серкль д'Ориент. Еще одной общей чертой с великим римским оратором было огромное тщеславие. Турецкая империя во время правления Джемаля казалась расщепленной на множество кусочков, так же как и Римская республика – при Антонии. Джемаль верил, что может стать наследником одной или нескольких ее областей и по возможности основать династию. Он надеялся, что военная экспедиция, в которую он тогда отправлялся, сделает его не только хозяином Турции, но и одним из самых могущественных людей в мире. Впоследствии в Сирии он правил подобно средневековому барону-вору, на которого в достаточной степени походил. Он стал кем-то вроде султана. Он держал собственный двор, у него был собственный селамник[19], он издавал собственные приказы, отправлял собственное правосудие и часто пренебрегал властями Константинополя.

Аплодисменты, которыми товарищи Джемаля сопровождали его отъезд, не были безосновательными. Дело было в том, что большинство из них радовалось ему. В течение некоторого времени он был бельмом на глазу у Талаата и Энвера, и поэтому их абсолютно устраивало, что теперь его властный и упрямый характер будет направлен против сирийцев, армян и других немусульман в средиземноморских провинциях. В Константинополе Джемаль был не слишком любим. Другие члены триумвирата, хотя и имели отрицательные черты характера, обладали и привлекательными особенностями. Талаат был мужествен и добродушен, Энвер – благороден и любезен, однако у Джемаля было очень мало приятных черт. Американский врач, специализирующийся на физиогномике, считал Джемаля очень интересным объектом. Он сказал мне, что никогда раньше не видел лица, в котором жестокость так сочеталась с силой и проницательностью. Как показала история, Энвер мог быть жестоким и кровожадным, однако его отрицательные качества всегда были спрятаны под маской вежливости, спокойствия и даже нежности. Однако Джемаль не скрывал своих мыслей, по его лицу всегда можно было понять, о чем он думает. Его глаза были черными, взгляд – пронизывающим. Резкость, быстрота и острота, с которыми взгляд скользил с одного предмета на другой, улавливая главное за несколько секунд, говорили о коварстве, беспощадности и эгоизме. Даже его смех, демонстрирующий полный комплект безукоризненно белых зубов, был неприятным и казался действием затаившегося животного. А черные волосы и борода, резко контрастирующие с бледным лицом, лишь усиливали впечатление. Сначала фигура Джемаля казалась незначительной. Он был коренастым и низкорослым, слегка сутулился, но когда начинал двигаться, становилось ясно, что его тело полно энергии. Когда же вы обменивались с ним рукопожатиями, создавалось впечатление, что ваша рука ненароком угодила в тиски. Если же при этом он пристально смотрел на вас своими подвижными проницательными глазами, становилось очевидно, что этот человек обладает впечатляющей внутренней силой и умеет производить впечатление.

Поэтому после короткой встречи я не был удивлен, услышав, что Джемаль был человеком, для которого кровавые убийства были частью повседневной работы. Как и все младотурки, он был незнатного происхождения. Он присоединился к комитету партии «Единение и прогресс» в самом начале, и его личная власть, как и его безжалостность, быстро сделала его одним из лидеров. После убийства Назима Джемаль стал военным губернатором Константинополя и его главной обязанностью было убирать со сцены оппонентов правящих сил. Эту близкую ему по духу деятельность он выполнял мастерски, и последующий террор был по большей части результатом деятельности Джемаля. Позже Джемаль стал членом кабинета, но работать в согласии со своими товарищами не мог, будучи более чем беспокойным человеком. В дни, предшествовавшие разрыву, его считали франкофилом. Какие бы чувства Джемаль ни испытывал по отношению к Антанте, но свою неприязнь к немцам он даже не пытался скрыть. Говорят, что он мог проклинать их в их же присутствии – по-турецки, конечно. Он был одним из тех немногих официальных лиц Турции, которые так никогда и не попали под немецкое влияние. Дело было в том, что Джемаль был представителем направления, которое быстро набирало обороты среди турецких политиков – пантюркизма. Он презирал подданных Оттоманской империи – арабов, греков, армян, черкесов, евреев. Он хотел отуречить всю империю. Его личные амбиции были причиной частых конфликтов с Энвером и Талаатом, которые много раз говорили мне, что не могут контролировать его. Именно по этой причине, как я уже говорил, они радовались его отъезду – хотя не думаю, что ожидали от него захвата Суэцкого канала и изгнания англичан из Египта. Кстати, это назначение хорошо иллюстрировало нелепую ситуацию, существовавшую тогда в Египте. Будучи министром морского флота, Джемаль должен был работать в морском департаменте, но, вместо того чтобы работать на своем официальном посту, глава морского флота был отправлен командовать армией в жаркие пустыни Сирии и Синай.

Поход Джемаля представлял собой впечатляющую попытку Турции продемонстрировать свою военную мощь, способную противостоять союзникам. Когда поезд Джемаля тронулся, все турецкое население почувствовало, что настал исторический момент. Меньше чем за сто лет Турция лишилась большей части своей территории, и ничто не могло так сильно ранить турецкую гордость, как оккупация Египта Англией. В период оккупации все признавали сюзеренитет Турции. Однако, как только Турция объявила войну Великобритании, англичане тут же прекратили эти фантазии и формально завладели огромной областью. Поход Джемаля был ответом Турции на это действие Англии. Истинной же целью войны, как сообщили турецкому народу, было восстановление исчезающей Османской империи, а возвращение Египта было первым шагом к достижению этой великой цели. Турки также знали, что под английским руководством Египет стал процветать, что, следовательно, сулило большую прибыль захватчикам. В общем, абсолютно неудивительно, что турецкий народ провожал отъезд Джемаля криками «Ура!».

Примерно в то же время, чтобы возглавить другую турецкую военную кампанию – проход через Кавказ и нападение на Россию, – Константинополь покинул и Энвер. Здесь также существовали ранее принадлежащие Турции области, которые следовало «отвоевать». После войны 1878 года Турция была вынуждена уступить России некоторые богатые территории между Каспийским и Черным морями, население там состояло в основном из армян, и именно эти земли Энвер должен был захватить. Но отъезд Энвера не сопровождался аплодисментами. Он уехал тихо и незаметно. С отъездом этих двоих людей война пошла полным ходом.

Несмотря на эти военные кампании, в Константинополе шли и невоенные приготовления. В это время – во второй половине 1914 года – внешнее положение Турции не предполагало ничего, помимо войны, однако внезапно Константинополь стал главным штабом мира. Английский флот постоянно угрожал Дарданеллам, и каждый день по улицам маршем шли турецкие войска. Однако немецкое посольство, казалось, не обращало на это внимания. Вангенхайм думал только об одном: еще недавно «изрыгавший огонь» немец стал удивительно мирным человеком, поскольку понял, что самая большая служба, которую он может сослужить своему императору, заключалась в том, чтобы закончить войну на условиях, которые спасут Германию от истощения и разрухи; как добиться соглашения, которое восстановит положение его отчизны среди других стран.