Книга Сквозь ад за Гитлера - Генрих Метельман

Когда почти все танки выбрались на горку и стали видны русским, те соответствующим образом отреагировали. У них все-таки были 7,62-см противотанковые орудия, причем располагались они на хорошо замаскированных позициях. И русские обрушили на нас шквал огня. Стоя в чистом поле, став мишенями для неприятеля, наши танки не имели ни малейшей возможности выстоять. Две машины были подожжены буквально в первые секунды атаки, экипажам даже не удалось покинуть их, еще два танка были серьезно повреждены и, таким образом, выведены из боя, их экипажам удалось выбраться наружу. Остальные же машины вынуждены были повернуть назад. Наш лейтенант в панике приказал расчетам противотанковых орудий прикрывать возвышенность на случай, если русские бросятся вдогонку, мы же, водители, должны были во весь опор мчаться за танками обратно к селу, где предстояло перегруппировать силы. Мы были в бешенстве, а тут еще раздались два глухих взрыва — взорвался боекомплект двух подожженных машин.

Таким образом, уже второй раз за неполные сутки наш гауптман Z обрекал нас на верную гибель. Когда он появился в нашем подразделении, пошли слухи о том, что он выдвиженец генерала фон Аппеля, командующего нашей дивизией. Это обстоятельство, как и его напыщенные манеры, подчеркнуто «правильная» речь, его маниакальное стремление заполучить Железный крест, оттолкнуло от него большинство коллег-офицеров, не говоря уже о низших чинах. Даже в боевой обстановке он требовал, чтобы к нему обращались не иначе, как «герр гауптман», причем исключительно в третьем лице[19].

Тем временем наступил полдень, и гауптман Z вновь созвал офицеров на совещание, те доложили ему обстановку и получили новые приказы. Когда командиры взводов, лейтенанты, вернулись к нам для постановки боевой задачи, мы не поверили своим ушам. По сути, ничего абсурдного в приказе нашим пехотинцам окапываться и создать пулеметные гнезда в промежутках между нашими противотанковыми орудиями, но вот отправить всех до одного водителей вездеходов, включая и меня, в резерв пехотинцев и использовать для подноски боеприпасов — такое было неслыханным в военной практике. А если бы возникла крайняя ситуация, кто выводил бы в тыл противотанковые орудия? Ведь, если нам действовать согласно приказу гауптмана Z, мы бы находились от своих машин в доброй сотне метров и не поспели бы в нужный момент сесть за руль. Но, как говорится, приказ есть приказ.

И мы вместе с двумя пехотинцами стали ползком пробираться к линии нашей обороны, волоча за собой пулемет, автоматы, винтовки, саперные лопатки и вдобавок пару тяжеленных ящиков с патронами. А ползти пришлось по каким-то колдобинам, и от такого передвижения руки отнимались. Когда мы наконец добрались до позиций, там земля окаменела настолько, что стоять на ней на коленях было невозможно — все равно, что стоять на битом стекле. И пока мы окапывались, наши вели непрерывный огонь, не давая «Иванам» и головы поднять. Мы успели продвинуть наши противотанковые орудия, и теперь от русских нас отделяли какие-нибудь 60–70 метров.

Подобные ситуации иногда способны вызвать не совсем адекватные психологические реакции. Мы сознавали, что и противнику приходится тоже несладко в траншеях и окопах, и наша ненависть к нему куда-то испарилась, теперь объектом ее стали наши собственные командиры, в частности наш обожаемый гауптман Z.

Как только мы отрыли довольно мелкие окопчики, создав перед ними подобие бруствера из земли, и подложили под себя одеяла — иначе лежать было невозможно, все вроде стало переносимым. Нам принесли поесть, и когда наступил вечер, нас стала одолевать скука. Сложив руки рупором, мы стали кричать неприятелю: «Иван! Иван!», присовокупляя отборные оскорбления. Те тоже не оставались в долгу и обзывали нас «Фрицами» или, реже, «Михелями». Мы по опыту знали, что подобных перепалок с врагом наши офицеры терпеть не могли. По их мнению, с неприятелем не переругиваться надо было, а уничтожать его по всем правилам военного искусства, но поделать ничего не могли. В целом русские не стали тогда досаждать нам, если не считать отдельных выстрелов, а иногда и коротких автоматных очередей. И хотя их позиции по-прежнему оставались невидимыми, по звуку выстрелов мы приблизительно могли определить их местонахождение. Двое или трое из нас спали, а кто-то один следил за позициями на вершине пригорка. С наступлением темноты это стало куда утомительнее, и я, проснувшись, обнаружил, что мои товарищи вовсю храпят. Однако вряд ли «иванам» удалось бы подползти к нашим позициям незамеченными, принимая во внимание то, что мы были здесь, как известно, не одни. Глядя на все еще дымившиеся наши танки, я, конечно, жалел тех, кто в нем оказался — в конце концов, я сам был водителем танка и имел все шансы погибнуть в этом бою. Что ж, такова наша солдатская участь! Вскоре подполз наш фельдфебель и сообщил о передвижениях в стане противника. Он рассказал и о том, что наш гауптман Z получил по телефону внушение дивизионного командования за провал атаки и что он, судя по всему, будет отчаянно стараться упрочить свою пошатнувшуюся репутацию. В общем, фельдфебель предупредил нас, чтобы мы были готовы к любым неожиданностям.

Как же он оказался прав — не прошло и часа, как в наш окоп ползком пожаловал сам гауптман Z и без долгих предисловий перешел к делу: в час ночи нам предстоит атаковать противника из окопов с тем, чтобы отвлечь его и таким образом получить возможность вытащить из сгоревших танков тела наших погибших товарищей. Мы трое лишились дара речи — разумеется, о том, чтобы игнорировать его приказ не было и речи, но любой из нас имел куда больший боевой опыт, чем он. Спору нет, мы должны были позаботиться о погибших товарищах — как-никак, это два экипажа, но ради этого идти на новые жертвы?! Чистейшее безумие! Когда гауптман Z пополз в соседний окоп, мы с товарищами только молчаливо переглянулись. Легко представить, что творилось у нас в душе — мы воспринимали себя людьми, которых обрекал на верную гибель наш собственный командир и неисправимый идиот гауптман Z! Будь такая возможность, наверняка среди нас нашелся бы кто-то, кто решил бы перебежать к русским, лишь бы уклониться от выполнения этого безумного и бездумного приказа.

Наступил час ночи. Снова пожаловал гауптман Z, на сей раз в сопровождении двух лейтенантов — командиров взводов. Для него успели тем временем отрыть персональный окоп, откуда он намеревался руководить предстоящей операцией, причем собрался лично вести солдат в бой. Следует отдать ему должное — трусом гауптман Z не был. Ночь стояла звездная и тихая. Раньше мы слышали, как русские на позициях громко перекликались, кто-то из них наигрывал на губной гармошке все те же грустные русские мелодии. Мы крикнули им, чтобы те заткнулись — мол, нам хочется спать. В ответ раздался смех, а потом, что было совсем уж нетипично, кто-то выкрикнул в наш адрес оскорбление. Это нас доконало — теперь приказ гауптмана Z показался нам просто абсурдным и преступным.

Был дан сигнал к атаке. Я увидел, как гауптман Z, выбравшись из окопа, махал нам, призывая следовать за ним. Шаг за шагом, медленно мы стали подниматься по склону, остро сознавая, что каждый шаг приближает нас к позиции русских. Шепотом бранясь, двое моих товарищей тащили особой пулемет, автомат, а я, перекинув винтовку на спину, сгибался под тяжестью двух ящиков с патронами в руках. Краем глаза я видел какое-то движение там, где располагались позиции русских, но оттуда по-прежнему не доносилось ни звука. Будучи уже в считаных метрах от русских, мы старались ступать тише. Сосредоточенно вглядываясь в темноту перед собой, я в то же время не переставал думать о гауптмане Z. Мысль об этом человеке вызывала ярость и чувство полнейшей беспомощности. Неужели «иваны» не слышат, как мы приближаемся к ним? Неужели они не видят, как мы, крадучись, пробираемся в темноте? Или же видят, но хотят подпустить нас как можно ближе? Я вспомнил отца, все то, что он пытался внушить мне, вспомнил и о том, что оставался глух к его доводам, никак не желая верить в полнейшее безразличие германского офицера к участи подчиненных, считавшего солдата прежде всего пушечным мясом и средством защиты собственных привилегий. А сейчас я убеждался в правоте его слов на примере своего командира гауптмана Z.