Книга Кутузов - Лидия Ивченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОЧАКОВ, ИЗМАИЛ, МАЧИН
Среди них был он: я видел его, цветущего жизнью, юного, рядом с Репниными, Суворовыми, Потёмкиными, мужами века Екатерины…
Летом 1788 года войска Потёмкина были стянуты к Очакову. Боевые действия, предшествовавшие взятию крепости, Суворов ядовито называл «осадой Трои». По его мнению, следовало с ходу овладеть турецкой твердыней, а не затягивать пребывание у ее стен до зимних холодов. Но Потёмкин, зная, что в крепости, кроме двадцатитысячного гарнизона, находится примерно столько же жителей, снова и снова обращался к очаковскому паше с увещеваниями «не проливать невинную кровь». Паша давал гордые ответы, из которых явствовало, что осажденные сдаваться не собирались. Однако положение турецкого гарнизона осложнилось из-за того, что в июне, после нескольких столкновений, в лимане был наголову разбит турецкий флот под командованием старого морского волка Гази Хасан-паши. Согласно Дневнику Р. М. Цебрикова, служившего при канцелярии в Главной квартире Г. А. Потёмкина, в тот день, когда под Очаков прибыли батальоны Бугских егерей, была получена тревожная весть о том, что «война между нами и Швецией действительно уже объявлена и что шведы уже разорили несколько наших деревень»1. Из этого же Дневника, который можно назвать хроникой долгого очаковского «сидения», следует, что обстановка в самом лагере сразу же давала представление обо всех «прелестях» военного быта: «Ходя при захождении солнца по лагерю, видел одних полковых солдат, копавших ямы для умерших своих собратий, других уже хоронивших, а третьих совсем погребавших. В армии весьма многие болеют поносами и гнилыми лихорадками; когда и офицеры переселяются в царство мертвых, за коими во время их болезни всеконечно лучше присматривают, а за деньги их пользуют врачи собственными своими лекарствами, то как ни умирать солдатам, оставленным в болезни на произвол судьбы, и для коих лекарств или недовольно, или и совсем в иных полках не имеется. Болезни рождаются от того, что армия стоит в каре, четвероугольником, что испражняемый кал, хотя немного ветр подует, распространяет по воздуху весьма дурной запах, а вода лиманская, будучи употребляемая сырою, весьма нездорова, а уксусу не делят солдатам, что по берегу везде видимы трупы мертвые, потонувшие в лимане в трех бывших в нем сражениях. Сверх того, лошади и рогатый скот от недовольного корма дохнут, а из убитого на снедение бросают негодные к тому части или тут же в лагере, или по берегу, от чего смрад также бывает а особливо, когда солнце жарит и сильный дует ветерок»2.
В конечном счете в крепостцу Березань, «построенную на островку, на одну версту от берега и на четыре от Очакова», были перевезены из Очакова все сокровища и женщины, и теперь Главная квартира «великолепного князя Тавриды» являла собой подобие придворной жизни. Немало развеселило всех забавное даже в тех условиях приключение, героиней которого оказалась родственница светлейшего князя Г. А. Потёмкина-Таврического: «Между сими коловратностями воинскими и борением со смертию человечества, амур вздумал играть свою роль. П. Серг. Потёмкина (двоюродный брат Г. А. Потёмкина. — Л. И.) супруга в третий раз уже посещает наш лагерь в сию кампанию. При фельдмаршальском штате находится некто майор Обрезков, петиметр не последний. Он влюбился, как сказывают, в сию героиню тогда, когда она была еще свободна брачных уз, но сильная его к ней страсть и по сие время в сердце его деятельна, что обнаружил он письмом, препровожденным к обладательнице его сердца сим способом: госпожа сия, приехавши к фельдмаршалу с визитом, встретилась с Обрезковым, прежним ее любовником; сей, провожая ее с кареты, толкнул с тем, что, когда она оглянется, вручить ей свое письмецо, но она сказала ему: „после-де можешь говорить, что желаешь“; между тем он пришпилил к карете пукет цветов против того места, где ей сидеть должно, и провожая ее наконец к карете, вручил письмецо сие при глазах служителя ее, которому он для лучшего успеха в своих предприятиях и наложения на него молчаливости дал червонец. Сей слуга по глупости или по корыстолюбию, приехавши домой и проводивши свою госпожу в палатку к ее супругу, начал громко говорить: получил ли он от майора письмо. Муж, сие услыша, спросил о письме, которое она ему и вручила; прочитавши оное, спросил слугу, каким образом сие было, а сей и должен был во всем признаться, и в том, что червонец получил. Муж, рассердясь, велел червонец отослать Обрезкову назад чрез своего дежур-майора, который и вручил ему оный в присутствии многостоявших офицеров и штабов. Письмо оное не поленился сам доставить господину генерал-фельдмаршалу. Сие происшествие много наделало смеху в целом лагере, потому что оно со всех сторон странное в нынешних обстоятельствах. Ветреность любовника, или более его безрассудность, неосторожность слуги, а может быть злость или верность, и неблагоразумие мужа были три предмета, занимавшие мысли людские»3.
Кого только не повстречал генерал Голенищев-Кутузов под стенами Очакова! При Потёмкине находились «первые военные люди Европы»: родственник Екатерины II принц Ангальт-Бернбургский, знаменитый бельгийский принц Карл де Линь, принц Нассау-Зиген, граф Рожер де Дама — волонтер (доброволец) из Франции и мальтийский рыцарь Джулиано де Ломбард, грек Панаиот Алексиано и даже американец («забияка», как называла его Екатерина II) Поль Джонс. Подобно крестоносцам в Средние века, все они (кроме П. Джонса) прибыли воевать с «магометанами», не заметив смертельной опасности, подкравшейся совсем с другой стороны. Утонченные кавалеры, изящные острословы, странствующие рыцари, — они привносили в Главную квартиру Потёмкина, который и сам олицетворял собой «золотой век» дворянства, атмосферу аристократических салонов «старой Европы». Это был целый мир, который всего через год будет безжалостно сокрушен революционными потрясениями во Франции, но в то время об этом никто не думал. Вероятно, именно здесь Кутузов познакомился с испанцем Иосифом де Рибасом, дежурным бригадиром главнокомандующего, ганноверцем бароном Левином Августом Теофилом Беннигсеном и встретился со многими своими соратниками по Наполеоновским войнам, которые в то время только делали первые шаги на военном поприще: князем П. И. Багратионом, Н. Н. Раевским, М. Б. Барклаем де Толли.
Сам Кутузов прибыл сюда с солидным запасом опыта и знаний и был хорошо известен как храбрый и талантливый военачальник Потёмкину, Суворову, Репнину. «Почти с самого первого шага на военном поприще Кутузов заслужил титло храброго. Сим прозванием был он удостоен не только начальниками своими, но и подчиненными ему воинами, кои в полной доверенности к любимому им генералу шли бестрепетно на очевидную смерть и преодолевали все препятствия таковою своею неустрашимостью»4. Знание иностранных языков, непринужденная общительность, остроумие и светская любезность, усовершенствованные за время пребывания за границей, способствовали тому, что Михаил Илларионович без труда нашел общий язык с аристократической компанией сослуживцев, соединенных обстоятельствами военного времени. Принц де Линь, прибывший под стены Очакова в качестве представителя союзной австрийской армии, назвал его в числе первых военачальников, подающих большие надежды: «Кроме множества достойных генералов, отличившихся храбростью и талантами, как например князь Репнин, соединяющий в себе все добродетели, князь Юрий Долгорукий, Текелли, графы Салтыков и Пушкин, пылкий Каменский и щастливый Суворов, внушающий во всех доверенность, вы имеете и других, которые могут служить с великою пользою, например: принц Ангальт, Кутузов, Волконский, Горич, Ферзей, ваш племянник, князь Сергей Голицын, Шпренгпортен, человек с великим характером. Я хорошего мнения и о фон дер Палене; надеюсь, что он будет один из самых отличных офицеров»5. Так в один список попали будущий спаситель отечества в 1812 году фельдмаршал М. И. Кутузов и будущий генерал-губернатор Петербурга, генерал от кавалерии граф П. А. фон дер Пален, возглавивший заговор против Павла I. Как видно, в молодые годы и тот и другой производили впечатление людей решительных. Со слов современников, помнивших полководца в разную пору его жизни, первым биографам удалось восстановить довольно симпатичный «образ жизни Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова» по годам: «В молодых летах вел жизнь разнообразную; но с капитанского чина, по переходе своем в Крымскую армию, совершенно переменился. Вообще он отличал себя пред прочими особым щедролюбием, гостеприимством и хлебосольством, как в доме своем, так и везде, где только он не жил. Во всю свою жизнь он не кушал один: чем больше бывало за столом его людей, тем более это было для него приятно и он был веселее. Таковое гостеприимство было единственною причиною, что он никогда не имел у себя большого богатства, да он и не заботился об этом. Прежде в мирное время он обедал и ужинал, ложился почивать и вставал, смотря по обстоятельствам, но в последствии времени, переменяя образ жизни, перестал ужинать, кушал однажды в сутки, ложился почивать не прежде одиннадцати часов и не позже двенадцати часов, а вставал не ранее семи и не позже осьми часов. Несмотря однако же на таковую привычку, во время походов Кутузов поступал совершенно иначе. Случалось, что он несколько ночей сряду проводил без сна, а особливо, когда успех дела состоял на собственной его ответственности. В сих случаях он во всю ночь рассуждал, молча про себя в своей спальне, и только приговаривал иногда: так! не так! Если же совершенно ослабевал, то засыпал сидя, но проведя во сне самое кратчайшее время, просыпался, и пробив себе пальцами тревогу, вставал, будил других и начинал вновь свои размышления. Он имел доверенность весьма к немногим; но в важных обстоятельствах и на них совершенно не полагался, почему сам осматривал все воинские работы, укрепления, батареи и проч.; равномерно он всегда присутствовал при переходе войск горами, дефилеями и при переправах через реки. Сей-то осторожности обязан был почти всегдашним успехом в своих предприятиях, поставивших его на степень величайших мужей своего века»6.
