Книга Коко Шанель - Анри Гидель

Естественно, она наняла «механика», как тогда называли шоферов. Она платила ему жалованье всю жизнь, даже после того, как он давным-давно стал непригоден к работе. Ввиду частоты поломок необходимо было, чтобы водитель досконально знал механику. Этот же шофер нашел некоего Рауля, который каждый день, ближе к полудню, распахивал у дома на рю Камбон дверцу «Роллса», откуда с королевской статью выходила дочь нимского бродячего торговца. Стоявшая у окна «на наблюдательном посту» девочка на побегушках мигом извещала работниц о прибытии «хозяйки»; весть немедленно распространялась среди персонала, и все с усердием принимались за работу, так как «мадемуазель», как ее теперь стали называть, была крайне требовательна к конечному результату работы. Порою настроение у нее бывало столь чудовищным, что диву даешься, какая муха ее укусила. Это проявлялось в бешеных вспышках гнева, совершенно не соизмеримых с тяжестью имевшего место или только кажущегося проступка. Но на следующий день она забывала, что накануне метала громы и молнии; гнев исчезал, словно ничего не было, и к жертвам своим она обращалась спокойным тоном, благожелательно и даже – как ни в чем не бывало – проявляла к ним щедрость. Но… поймем ее правильно! Нужно только представить себе всю тяжесть раны, нанесенной интимной стороне ее жизни, и станет ясно, что подобные вспышки – следствие не злого характера ее натуры, а ударов судьбы.

* * *

Желающий проследить жизнь и судьбу Габриель Шанель едва ли преуспеет в этом, если упустит из виду, чем обязана законодательница мод дружбе с Мисей Серт, зародившейся двумя годами ранее.

Впоследствии Мися поведает в своих воспоминаниях, что она с первой же встречи поняла, сколь важную роль для своего столетия будет играть Габриель, далеко выйдя за рамки роли высо-коталантливой кутюрье. Сравнивая Коко с неограненным алмазом, Мися льстит себе, что первая вытащила ее из наезженной колеи, и с гордостью признается, что первая была ослеплена ее блеском… Возможно, в этих заявлениях такой по-славянски страстной женщины, как Мися, и есть доля преувеличения. Но в своей сущности они вполне точны: именно супруг Серт, и в первую очередь Мися, по-настоящему ввели Габриель в круги высшего общества (к чему Бой, слишком увлеченный собственными светскими амбициями, предпринимал лишь слабые попытки). Вдобавок она познакомила Габриель со всеми художниками и писателями, с которыми водила дружбу. И не кто иная, как Мися, открыла ей глаза на мир литературы и искусства, в которых Коко, несмотря на похвальные усилия Артура Кэпела, еще не слишком разбиралась.

«Не будь Миси, я так и умерла бы полной идиоткой», – призналась Габриель с несколько избыточным уничижением Марселю Хедриху. А ведь ей суждено будет стать одной из самых великих меценаток, каких только знала история!

Начиная с 1917 года Мися вводит свою подругу в круг ведущих мастеров культуры – таких, как Дягилев, Нижинский, Борис Кохно, Серж Лифарь, Стравинский, Пикассо, Сальвадор Дали, Кокто, Реверди, Радиге, Макс Жакоб, Сати, Орик, Мийо, Пуленк, Раваль… И многие из этих великих творцов не уставали рассказывать о том, над чем сейчас трудятся: о балете, который вскоре увидит сцену, о полотне, которое вот-вот будет закончено, о музыке, которая теперь сочиняется, о романе, который сейчас пишется… И о проблемах, которые при этом встают перед художником. Трудно представить себе более действенную и плодотворную школу, способную вывести на свет Габриель, в свои тридцать четыре года по-прежнему страдавшую от недостатка знаний. Теперь у нее появился шанс быть свидетельницей рождения шедевров! Присутствуя при обмене мнениями и предложениями, она прониклась сознанием, что есть литературное или художественное творчество. И с энтузиазмом воспринимала все связанные с ним аспекты.

Вполне возможно, она и себя считала художницей. Разве, задумывая очередную коллекцию из десятков новых моделей, не становилась и она причастной к миру великих творцов? Бог знает сколько она приложила воображения, фантазии и вкуса, колдуя над новыми выдумками. Но, как это ни парадоксально, она считала глупостью, когда о ее деятельности говорили как об искусстве: «Мы всего лишь поставщики», – многократно повторяла она, почитая смешным претензии своих подруг по ремеслу быть чем-то большим, нежели простыми мастерицами… Но действительно ли она так считала или просто бросала это как кость критикам и злопыхателям?

* * *

Летом 1919 года младшая сестра Габриель, 33-летняя Антуанетта Шанель, встретила молодого канадца, прибывшего добровольцем в Европу служить в британских воздушных силах. Полный энтузиазма и свежести мысли, он импонировал ее личности. Его авиаторский костюм и в особенности форменная фуражка живо взволновали наивную душу Антуанетты. Избранник ее сердца был младше ее на целых восемь лет, и звали его Оскар Эдвард Флемминг. Отец его был адвокатом в Торонто, а сам он жил в городе Виндзор… Звучит неплохо! По уши влюбившись в этого самого Оскара, тая в его объятиях, она уже грезила о роскошной жизни, которую будет вести и на этом, и на другом берегах Атлантики. Шикарные наряды – естественно, от Шанель – сделают ее самой элегантной и обожаемой женщиной во всей округе. И познает она счастье, которого никак не удавалось достичь бедняжке Габриель…

Свадьба состоялась в Париже все в том же 1919 году. Свидетелями у Антуанетты были не кто иной, как Артур Кэпел и «вечный жених» Адриенн Морис де Нексон. Были там также Леон де Лаборд, Этьен Бальсан, Жанна Лери, Габриель Дорзиа… Ну, словом, вся веселая компашка из Руалье. Не забудем упомянуть о роскошном свадебном платье невесты и шикарном «Роллсе» – откуда они взялись, догадаться несложно.

Вскоре после свадебной церемонии молодожены уехали в Канаду. Они должны были поселиться у родителей Оскара в Виндзоре. Виндзор в Канаде – совсем не то, что Виндзор в Англии: это промышленный город близ границы с Соединенными Штатами, по другую сторону которой расположена столица империи Форда – Детройт. Антуанетта летела навстречу своему будущему как на крыльях. Она взяла с собой горничную. Багажное отделение парохода приняло в свое чрево не менее восемнадцати тяжелых чемоданов с бирками, на которых значилось ее имя. В них находилось немыслимое количество туалетов класса «люкс», с помощью которых она надеялась произвести впечатление на новую семью. Ну а если их окажется слишком много, носить – не переносить, так всегда можно что-нибудь продать по хорошей цене… Впрочем, какие сейчас могут быть речи о деньгах? Разве не очевидно, что у Оскара их куры не клюют?

Однако месяцы, последовавшие за прибытием молодой четы в Канаду, обернулись для Антуанетты долгой цепью разочарований. Прежде всего от нее под надуманным предлогом ушла горничная. С другой стороны, недоразумения стали множиться из-за того, что новобрачная не говорила по-английски, а семья ее благоверного ни слова не знала по-французски. А главное, она курит как паровоз, особенно на публике! Дурной пример заразителен, и ее юные золовки задымили по-черному. В глазах свекра и свекрови она предстала одною из тех француженок, которые понятия не имеют о морали и не упускают случая посеять смуту в самых добродетельных семьях. Наконец, семья Флемминг захотела, чтобы Оскар закончил курс учебы на юридическом факультете в Торонто, в трехстах километрах от Виндзора; но они были против того, чтобы супруга поехала с ним – мол, это отвлечет его от занятий. Оставшись одна в Виндзоре, Антуанетта умирала с тоски. А главное, она очень быстро обнаружила, что у Оскара и его семьи никогда не было средств – они попросту кое-как перебивались. Разумеется, она известила о ситуации Коко. Та, чтобы занять сестру делом, поручила ей представлять дом Шанель в Канаде. Но дело не пошло. Туалеты, которые она предлагала покупателям, не нравились. Сохранившая канонические вкусы канадская публика находила их слишком эксцентричными. Доведенная до отчаяния Антуанетта готова была бросить все – мужа. Флеммингов, Канаду, только бы вернуться во Францию! И как раз в это время приходит просьба от Габриель принять в Виндзоре аргентинского студента девятнадцати лет, который после учебы в Париже хочет побывать в Канаде, прежде чем вернуться к родителям. Этот юноша, выходец из достаточно благополучной семьи, во всем являл собой стереотип южноамериканца: блестящая гагатовая шевелюра, кожа с оливковым оттенком, приводящая в замешательство речь скороговоркой, притом с таким акцентом, что его едва можно было понять. Если не брать в расчет юный возраст, он во всем походил на авантюриста из водевиля Федо. Оставив своего Оскара, который надоел ей как горькая редька, Антуанетта быстро покорилась экзотическому шарму молодого аргентинца, который к тому же оказался превосходным танцором танго. Упрашивать ее ехать с ним в Аргентину ему долго не пришлось. В итоге в Виндзоре она пробыла каких-нибудь десять месяцев; идиллия с аргентинцем оказалась еще короче. В итоге Антуанетта оказалась одна в чужой стране без гроша в кармане. Габриель и тут пришла ей на выручку – прислала деньги и снова поручила ей возглавить представительство дома Шанель, на этот раз в Южной Америке. Несколько месяцев спустя Антуанетта уйдет из жизни при не разгаданных до сих пор обстоятельствах. Пала ли она одной из бесчисленных жертв свирепствовавшей в те годы «испанки»? Или покончила с собой после перенесенных испытаний? Вот такие существуют две гипотезы, в подтверждение которых ничего не удалось открыть.