Книга Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов

Глава 7

НАРЕЧЕННЫЙ" ПАТРИАРХ

Служение Филарета Никитича при Лжедмитрии II представлялось многим столь морально сомнительным (если не преступным), что русские современники предпочитали вообще опустить этот эпизод при описании событий Смуты. Только благодарный Филарету Авраамий Палицын в своем "Сказании" отважился рассказать о жизни Никитича в Тушине с целью представить его пленённым мучеником.

"Ростовский митрополит Филарет, — по словам Палицына, — был разумен в делах и словах, и твёрд в вере христианской, и знаменит во всяком добросмысльстве. Сего митрополита Филарета отняв силой, как от материнской груди, от Божией церкви (собора в Ростове. — Авт.), вели дорогой босого, только в одной свитке, и, ругаясь, облекли в одежды языческие, и покрыли голову татарской шапкою".

В лагере самозванца враги задумали для привлечения народа на свою сторону "притягнуть" к себе Филарета. Для этого "называют его патриархом, и облачают его в священные ризы, и златым посохом чествуют, и на службу ему рабов, как и прочим святителям, даруют. Но Филарет, — уверяет Палицын, — будучи разумен, не преклонился ни направо, ни налево, пребывая твёрдо в правой вере. Они же стерегли его крепкими стражами, не позволяя дерзнуть ни словом, ни жестом.

Так же, — продолжает Авраамий, — и Тверского архиепископа Феоктиста обесчестили и после многих мук во время побега к царствующему граду (Москве) на дороге смерти предали… Так же и Суздальский архиепископ (Галактион. — Авт.) во изгнании скончался. Епископа же Коломенского Иосифа, к пушке привязав, неоднократно под стены городов водили и этим устрашали многих. И мало кто от священного чина тех бедствий избежал, память же от тех ран многим и до смерти осталась".

Причтя Филарета к мученикам, изобразив его первым из страдальцев, Палицын противопоставляет этих правых виноватым: "Многие тогда из священного чина, мня вечным творимое зло, на места изгнанных взятками и клеветой восходили. Некоторые же, не стерпев бедствий, и к врагам причастны были"[77]. Следует лишь заметить, что если бы в те годы было очевидно, кто именно враг для страны, то никакой гражданской войны не случилось бы… Даже сегодня, зная реальный ход истории, можно сказать только, что врагами Руси были оба претендента на власть — и Василий Шуйский в Москве, и Лжедмитрий II в Тушине.

Обеление Филарета построено ловко — тут Авраамий не уступает современнейшим историкам. Но мы должны констатировать, что именно Ростовский митрополит стал в Тушине наиглавнейшим среди священнослужителей, "к врагам причастных".

Именно он возглавил православное духовенство в русских землях, временно подчинявшихся самозванцу, в то время как патриарх Гермоген управлял Церковью на территориях, контролируемых администрацией В.И. Шуйского. Сам чин "наречённого", то есть назначенного государем на ещё занятую кафедру (или не посвящённого в сан) патриарха, по справедливому замечанию митрополита Московского и Коломенского Макария (М.П. Булгакова), происходил из обычаев литовских, чуждых Русской православной церкви[78].

"Наречённый" патриарх и митрополит Ростовский Филарет, как он сам себя называет в единственном сохранившемся послании этого времени, отдавал распоряжения и посылал грамоты "за нашею печатью" духовенству нс только своей старой епархии, но везде, где подчинялись "царю Дмитрию Ивановичу"[79]. На всех покорных Тушинскому вору землях он, по сведениям А.П. Смирнова, ставил в духовные чины. Действия "наречённого" патриарха, как можно предположить, простирались даже на сбор даней с духовенства в пользу самозванца[80]. При этом православные Ростовской и Ярославской митрополии, не подчинявшиеся Лжедмитрию II, не признавали над собой и власти Филарета.

Наивно полагать, что Филаретом Никитичем можно было манипулировать, как марионеткой, когда подавляющее большинство сторонников Лжедмитрия были православными. Романов мог отказаться от предложенной ему роли и пострадать, подобно Феоктисту, Иосифу и множеству безвестных священнослужителей, не признавших власти Лжедмитрия II. Однако он пользовался, по крайней мере, видимыми почестями и властью, жил в роскоши и обменивался любезностями с Лжедмитрием: по словам Конрада Буссова, даже подарил ему "свой посох, в котором был восточный рубин ценою в бочку золота"[81].

Проще всего объяснить поведение Филарета хитроумным политическим расчетом, подобным тому, что двигал представителями многих знатных родов, служивших частью Шуйскому, частью Лжедмитрию, чтобы сохранить влияние своих фамилий при победе любой стороны. Принеся в жертву жителей Ростова, митрополит приобрёл ореол мученика, а служа в Тушине, мог рассчитывать на патриарший престол: такова примерно логика многих исследователей.

В картину легко добавить и более мрачные тона, припомнив заявление поляков в 1615 г., что Филарет-де сам хотел выбраться из Ростова в Тушино от тиранства Василия Шуйского (правда, с намерением не столько служить самозванцу, сколько добиваться избрания на московский престол Владислава)[82]. Действительно, отъезд Филарета в Ростов вскоре после воцарения Василия Ивановича весьма напоминает почётную ссылку, применявшуюся Шуйским к опасным людям при царском дворе.

Так высланы были из столицы на воеводства князья Г.П. Шаховской (в Иутивль) и В.М. Рубец-Мосальский (в Корелу), М.Г Салтыков (в Иван-город), А.И. Власьев (в Уфу), Б.Я. Бельский (в Казань) и др. Обращает па себя внимание, ч то незадолго до захвата Филарета в Ростове его зять Иван Иванович Годунов (муж княжны Ирины Никитичны Романовой), получив указ отправляться из Владимира в Нижний Новгород, не подчинился Шуйскому и привел владимирцев к присяге Лжедмитрию И, хотя первоначально горожане собирались отбиваться от отрядов самозванца[83].

Поверив полякам, что Филарет, вслед за своим зя тем и многими другими обиженными Шуйским представителями знати, хотел вырваться из-под власти царя Василия, мы должны были бы, по логике вещей, обвинить митрополита Ростовского в отвратительном злодеянии: принесении жизней и имущества паствы в жертву собственным политическим амбициям. Такая обвинительная спекуляция строится легко. Ростовчане, как и владимирцы, не желали покоряться самозванцу. К тому же ростовский воевода Третьяк Сентов, в отличие от И.И. Годунова, твёрдо стоял за Шуйского. Убеждать паству изменить царю Василию было опасно, тогда как тайные действия приносили дополнительный приз: ореол мученика, позволяющий при необходимости с честью вернуться в Москву, в лагерь сторонников Шуйского.