Книга Золотая струя. Роман-комедия - Сергей Жмакин

Сначала в мастерскую вошли парни, в костюмах и при галстуках. Потом за порог зашагнул Кржижановский. Бросил вялое «всем привет», неторопливо огляделся и, зафиксировав на стенах обилие живописных полотен, принялся их разглядывать. Закинув руки за спину, он медленно передвигался, а за ним мелкими шажками, храня молчаливую солидность, двигалась свита, среди которой Богема увидел и Бестужева.

Несмотря на летнюю жару, Кржижановский был в пиджаке. Ворот рубахи расстегнут, узел галстука неряшливо приспущен. Пословица «… идёт, как корове седло» идеально подходила к его очкам, которые были ему малы, словно он занял их у кого-то временно поносить, и которые смотрелись на его одутловатом лице инородным, несуразным предметом. Не хватало только, чтобы дужка была сломана и перемотана синей изолентой. Богеме подумалось: неужели некому подсказать, что необходимо подобрать оправу посолиднее и поприличнее? Молодые мужики из свиты вряд ли на это сподобятся – они робеют и заискивают перед шефом, но есть же у него какая-то женщина – жена или еще кто-нибудь.

– И что, всё это нарисовал ваш художник? – наконец нарушил затянувшееся напряженное молчание Кржижановский, обращаясь к Бестужеву. – Своим этим… уникальным методом?

– Нет, Эдуард Бенедиктович, это совсем другой художник, – откликнулся Бестужев. – Да вот, Виктор Алексеевич всё вам и расскажет, – и махнул рукой в сторону Богемы.

Маленькие, пронзительные глазки сквозь толстые стекла очков уставились на Богему.

– Да, другой, – подтвердил Богема, чувствуя себя кроликом перед распахнутой змеиной пастью. – Кстати, он свои картины продает. Выбирайте любую.

– Антураж, значит? – саркастически осклабился Кржижановский. – Создали соответствующую обстановочку?

Богема понял, что ничего хорошего не предвидится.

– Нет, так получилось. Не специально, – мило улыбнулся он и взглянул на часы. – Сейчас должен подойти Анатолий Петрович, надо успеть подготовиться. Прошу вас встать на этот коврик, а остальных подождать за дверью.

– А вы кто такой? – спросил Кржижановский.

– Я? Организатор процесса, если коротко, – ответил Богема.

– Послушай, организатор, массовик-затейник, охрана останется со мной. Понял? – набычился Кржижановский. – Вдруг вы тут захотите меня придушить. – И он выразительно посмотрел на Петю, который, будучи в этот день ответственным за порядок, тихо и скромно замер возле мольберта, скрестив на животе большие, волосатые руки.

Свита издала подобострастный смешок.

Богема пару секунд подумал и решил не заморачиваться насчет охраны Кржижановского. Хотелось как можно скорее закруглить общение с общественным деятелем.

– Хорошо, пусть охрана будет при вас. Остальных прошу удалиться. Николай Иванович, а вы бы не уходили, а то вдруг… – У Богемы вертелось на языке «а то вдруг кому-нибудь захочется нас тоже придушить», но он сдержался.

Бестужев и двое молодых людей остались. Богема позвонил Сидорову, который сидел в машине у подъезда.

– Анатолий Петрович, всё готово. Вы скоро к нам?

– Витя, растудыть тебя в коромысло, сколько можно тянуть? Это же издевательство над моим организмом! А если однажды он не выдержит? Смотри, дождешься.

– И мы вас ждем с нетерпением, Анатолий Петрович, – радушно заверил его Богема.

– «С нетерпением», – передразнил его Кржижановский. – Что у вас тут за балаган? Где шляется этот Петрович? Почему я должен его ждать?

– Встаньте на коврик, пожалуйста, – снова попросил Богема.

– Почему именно на коврик? А рядом нельзя? А здесь? А тут? – Кржижановский, придуриваясь, стал переступать вокруг коврика. – Разве нельзя? Шаг в сторону – расстрел?

Вошел Сидоров.

– Здравствуйте! – бодро провозгласил он и быстрым шагом прошел за мольберт.

– Ага, еще один массовик-затейник нарисовался, – прокомментировал Кржижановски и, обращаясь к Бестужеву и охранникам, добавил с ухмылкой: – У меня складывается впечатление, что меня принимают за идиота.

– Эдуард Бенедиктович, вы действительно хотите, чтобы сделали ваш портрет? – учтиво спросил Богема.

– Портрет? Да! Конечно! Делайте, делайте, а я посмотрю, что у вас получится.

– Тогда, чтобы хорошо получилось, вам нужно встать на коврик и всего лишь минуту постараться не шевелиться, – сказал Богема.

– Ладно, – неожиданно согласился Кржижановский и встал на коврик. – Вот я стою, уже не шевелюсь. Где там ваш художник?

– Он уже работает.

– Работает? – Кржижановский громко, по-театральному расхохотался, хлопнул ладонями по коленям и закричал: – Это ж надо же, что творится. Он работает! Нет, о чем мы говорим? Люди, опомнитесь! Что мы делаем? У меня в голове не укладывается! Вот вам наглядный пример, как надо дебилизировать общество! Они хотят меня сделать дебилом! Понимаете? Дебилом! Не выйдет! Ну-ка, что он там наваял? – он решительно двинулся в обход мольберта и ширмы, но на его пути встал Петя. – Убери руки! – рявкнул Кржижановский, хотя его никто и пальцем не тронул.

Охрана подскочила к шефу, но пребывала в некотором замешательстве.

– Петя, уйди, – попросил Богема, плечом отпихивая его в сторону.

– Зови всех сюда, – скомандовал Кржижановский охраннику.

Он бесцеремонно вошел в закуток, где Сидоров в это время застегивал штаны.

– Ну что, художник, ждешь миллион алых роз? Сейчас оформим, – произнес Кржижановский. – И чего ты тут наделал в буквальном смысле слова?

Богема встал между ними.

– Эдуард Бенедиктович, что вы в самом-то деле? – жалобным, примирительным голосом сказал он. – Так ведь не делается. Мы же вас не заставляли делать портрет. Мы никого не заставляем. Вы сами пришли. В чем же дело? Николай Иванович, повлияйте на Эдуарда Бенедиктовича, у нас всё по-честному, мы никого не заставляем.

– Да всё нормально. – Бестужев протиснулся к ним, нервно посмеиваясь. – Эдуард Бенедиктович хочет посмотреть свой портрет, только и всего. Всё нормально.

– Прочь с дороги, подлец! – крикнул Кржижановский Богеме, брызнув слюной.

Богема отступил, заслоняя собой Сидорова. Кржижановский обратил внимание на короб, шагнул к нему.

– Ну-ка, ну-ка, поглядим, чего он тут нахудожничал, – зловеще изрек он.

Из короба на него смотрела искаженным отражением отвратительная рожа – позорные очёчки на мясистом носу, оскаленный в крике рот, всклоченные волосы. Карикатура была выполнена в духе Кукрыниксов, изображавших с такими рожами проклятых злобных и пузатых буржуинов, которые пытаются обхватить длинными обезьянными руками беззащитный земной шар. Богема успел подумать: «Дядя Толя, конечно, гений, но как же это всё не во время!».

– Ах ты, гнида! – заорал Кржижановский.

Он ступил в короб и стал неистово и безжалостно топтать уникальное художественное произведение.