Книга Каро-Кари - Александр Чагай

– Того самого? – вскинул голову посол.

– Того самого. Он афганец, воевал еще с советскими войсками. Из одной когорты с Ахмад Шах Масудом и Хекматиаром. Но, скорее, ближе к Масуду, чем к Хекматиару. Со своими понятиями о чести. С начала девяностых он изменил свое отношение к русским, вроде как перестал их считать своими врагами. Да и в целом отошел от активной борьбы с кем бы то ни было. Возглавляет организацию, которая называется «Фронт защиты Афганистана», но никуда не лезет, держит, так сказать, нейтралитет. У него, конечно, есть боевики, есть укрепленная база в Южном Вазиристане, однако никаких активных действий не ведет.

Пока, по крайней мере. Против пакистанских властей не выступает, в Афганистан не суется. И власти его тоже пока не трогают…

– Итак, – подытожил Ксан, – человек Файаза предупреждает нас об опасности, исходящей от Шабир Шаха… Может, Файаз его и послал?

– Мы это могли бы узнать, – предположил Старых, – если бы Модестов не шуганул Имтияза. Сейчас можем только гадать. Возможно, старый бандит хотел, чтобы мы ему заплатили. Возможно, ради этого готов был кое-что рассказать…

– Большой вопрос, почему его убили, – сказал Харцев. – Это ведь не было случайностью.

– Наверняка. Его могли отследить люди Шабир Шаха. Нельзя исключать, что этот Имтияз, хоть и числился у Файаза, был связан и с группировкой Шабира. Посещение российского посольства не могли расценить иначе как предательство.

– Словом, неясностей хватает. – Матвей Борисович пригладил свои кустистые брови. Этот характерный жест свидетельствовал о том, что он готовился принять решение. – В общем, на настоящий момент убедительными доказательствами того, что в Пешаваре против нас готовится теракт, мы все же не располагаем… – Увидев, что резидент порывается возразить, посол погрозил ему пальцем. – Дайте закончить, Алексей Семенович, успеете высказаться. Я вот что имею в виду… Напишем в центр, что тщательно изучаем ситуацию во взаимодействии с местными правоохранительными органами, и если выяснится, что угроза со стороны Шабир Шаха небезосновательна, незамедлительно дадим отбой и отменим мероприятие в Пешаваре. У нас еще в запасе около трех недель, не будем горячку пороть. А тем временем… У нас есть выходы на Файаза Амина?

– Помните, – сказал Старых, – сюда приезжала делегация нашего Комитета афганцев, они разыскивали могилы советских солдат, погибших в 1985 году, во время восстания в Бадабере?

– Ну, да, – заинтересовался Харцев. – Героическое восстание военнопленных, захваченных моджахедами. Их держали в жутких условиях, избивали, измывались, почти не кормили, вот они и взбунтовались.

– Это страшная страница. Ненавижу этих сволочей, чтоб их! – неожиданно выругался Талдашев. – Пакистанцы и бандиты Раббани и Хекматиара расстреливали наших ребят из пушек и гранатометов, из реактивной артиллерии. Бомбили с самолетов. Убивали практических безоружных. Но наши не сдались. Подорвали склад боеприпасов и себя заодно.

– Вы что-то разволновались, Бахыт Бахытович, – удивился посол. – Все-таки это было так давно… Эта страница закрыта.

– Для меня не закрыта, – глухо произнес Талдашев. – Для меня она никогда не будет закрыта.

– У Бахыта Бахытовича там сын погиб, – пояснил Старых. – Могилы нет. Как и других. Некого было хоронить. Тех, кого не разорвало на куски во время взрыва, душманы подорвали гранатами. Потом долго оторванные руки, ноги, уши, пальцы находили. Но никого не хоронили. Ни пакистанцам, ни афганцам этого не надо было. Позже, уже в в конце 90-х, ветераны-афганцы пытались отыскать какие-то останки, но тщетно. Время прошло.

– Как это все-таки ужасно. – посетовал Харцев. – Примите мои соболезнования, Бахыт Бахытович.

Талдашев склонил голову в знак признательности.

– М-да, – буркнул Старых, – много «хорошего» было в наших отношениях с паками. Но вернемся к настоящему. Когда в Бадабер ездили «афганцы», гарантии безопасности поисковой группе давал Файаз Амин. Наряду с пакистанскими военными и ОРУ, естественно. Просто силовики, как все мы знаем, в Зоне расселения племен мало что контролируют. А Бадабер и прилегающие земли входят в район влияния Файаза. С ним тогда встречался Ксан. Знакомство отвращения не вызвало. Так?

– Так, – кивнул Ксан.

– Это замечательно! – обрадовался Матвей Борисович. – Значит, можно наведаться к нему еще раз и разузнать, как все есть на самом деле. Оперативно. Можно?

– Может, и можно, – задумчиво произнес Старых. – Но…

– Прошу прощения, что перебиваю, – вклинился в беседу Талдашев. – Я бы не стал полагаться на Файаза. Я ему никогда не верил. И сейчас не стану верить, что бы он ни пообещал.

– А вы что… тогда… тоже ездили в Бадабер? Вместе с Ксаном?

– Вместе с господином Ремезовым я никуда не ездил и ездить не собираюсь. – Талдашев бросил недружелюбный взгляд в сторону Ксана. – У афганцев, как у всех восточных народов, родственные чувства развиты сильнее, чем у русских или европейцев. Обиды, нанесенные родственникам, они не прощают. Убийство кого-то из них– тем более. Не надо мечтать о том, что племянник забыл о том, как мы поступили с его дядей. Он всегда будет об этом помнить и при первом же удобном случае подложит нам свинью.

– Резонно, – заметил Старых. – Но в поисках захоронений Файаз нам помогал.

– Начнем с того, что он сам брал в плен наших солдат. Раненых добивал, отдавал пакистанцам. Ну, помогал потом в поисках. Для него это был тактический ход. Мы про многие тергруппировки знаем, про их планы, установки, политическую ориентацию. А про Файаза не знаем ничего. Темная это лошадка. И пакистанские военные к нему с большим недоверием относятся.

Все внимательно слушали офицера безопасности, к которому привыкли относиться снисходительно, как к пожилому бездельнику, добившемуся синекуры и мало что смыслящему в реальной политике. А сейчас он пытался показать себя с другой стороны.

– Пакистанские военные – это Первез Шуджа, правильно? – уточнил Алексей Семенович. – Другими контактами, насколько мне известно, вы не располагаете.

Талдашев тяжело задышал.

– И конкретными фактами тоже не располагаете. А на одних эмоциях далеко не уедешь… Естественно, ваше мнение мы учтем и будем действовать с большой осторожностью. По правде говоря, я вообще бы не рисковал и отменил пешаварскую инаугурацию… Все как-то слишком замысловато, заковыристо. Перенес бы в Исламабад.

С этими словами резидент изобразил на листе бумаге еще несколько загогулин.

– В Исламабаде совсем не тот эффект будет. Здесь такие мероприятия пачками проводятся. А тут – русские в Пешаваре! Какой будет резонанс! Да и общество пешаварские бизнесмены учреждают. Неудобно их в столицу тащить. Мы боимся. А они не боятся?

– Резонанс, конечно, будет, – не возражал Алексей Семенович. – Но если что-то пойдет не так, мы этому резонансу не обрадуемся.

– Вы все рисуночки рисуете… – сердито отреагировал посол. – Занятно у вас выходит. Прямо абстракционизм. Или кубизм. Не разберешься.