Книга Храм - Стивен Спендер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кастор сказал:
— В этом доме нет книг, ни одной книги, кроме телефонной да нескольких архитектурных журналов.
Он заварил чай. Эрнст с Кастором завязали разговор — частью по-немецки, частью по-английски — о девушках и общих друзьях. Пол подозревал, что всех этих своих знакомых Эрнст наверняка знает лучше, чем Вилли и Иоахим. У Эрнста были разные компании друзей, которые он не сводил друг с другом и перед которыми, казалось, играл совершенно разные роли. Пол вновь подумал о том, что когда Эрнст говорит по-немецки, он ведет себя более непринужденно, чем тогда, когда говорит по-английски или по-французски.
Как только чай был допит, Кастор, потирая руки, вскричал:
— В саду полно мусора, его надо сжечь! Чайку попили, теперь пошли разожжем костер!
Повинуясь скупым приказаниям Кастора, Эрнст с Полом до вечера покорно собирали прутья и ветки. Потом был легкий ужин из салата, сыра и ветчины. После еды Кастор ушел наверх посмотреть, не стало ли лучше жене. Вернувшись, он сказал, что нет, у Лизы все еще насморк и болит голова. Однако он добавил, что, поскольку ночи такие теплые, то когда они разожгут костер, она, возможно, выйдет на балкон на него посмотреть.
Когда Кастор закончил складывать собранные ими прутья и ветки, он придавил кучу ногой и сказал:
— Жена ждет ребенка, а это уже чересчур, мне это совсем не по силам. Как только срок подойдет, я уеду. При этом женском занятии я присутствовать не могу.
— Уедете… правда? — недоверчиво спросил Пол.
— Конечно. Возьму велосипед и поеду кататься по Голландии и Франции, Испании и Италии.
— Вот тебе современный муж, — сказал Эрнст.
Уже почти стемнело. Кастор поднес спичку к подложенной под хворост стружке. Она ярко вспыхнула, частично загоревшись рядом с костром, и языки пламени принялись лизать воздух. Костер начал разгораться, потрескивая и изгоняя темноту за пределы расширяющегося круга. Потом пламя утихло, казалось, почти погасло, лишь из самого центра доносилось гудение. Сквозь щели в ветвях Пол вгляделся в раскаленное сердце костра, почти скрывшееся в клубах пульсирующего дыма и шипящих струях пара. Наконец костер разгорелся по-настоящему. Он горел ярким пламенем и гудел.
Кастор взволнованно крикнул:
— Лиза, выйди посмотри!
Пол обернулся в сторону дома, на чьих белых стенах плясало отраженное пламя. В саду пахло землей и дымом. Кастор умчался в дом и наверх, в спальню. Спустя минуту на балкон вышла Лиза. Кастор снова спустился в сад.
На Лизе был пеньюар из экзотического шелка — вероятно, Кастор раздобыл его в Бирме. Она улыбнулась Полу и сказала по-английски «Добрый вечер!»
В отблеске яркого огня она казалась такой воздушной и так трудно казалось повысить голос на фоне триумфального гула костра, что он не ответил и лишь воззрился на нее снизу, чересчур потрясенный даже для того, чтобы улыбнуться. Тем временем Эрнст, исполненный решимости принять театральную позу, одной рукой, смеясь, обнял Кастора за плечи, спрятал лицо у него на груди и поднял другую руку, как бы отталкивая от себя жар костра.
Пламя вздымалось все выше. Над ним, в вышине, носились огромные искры, постепенно исчезавшие из виду, растворявшиеся в воздухе или вливавшиеся в компанию звезд. Лиза стояла, наклонившись над ограждением балкона. Казалось, ее окружает сноп падающих искр,
Едва она выпрямилась и отошла от балконного ограждения, чтобы вернуться к себе в комнату, как от пламени, раздутого ветром, устремился ввысь еще более яркий луч света. Ветерок этот приподнял слегка подол ее пеньюара, и под ним Пол разглядел округлости тела.
Они вернулись в гостиную отдохнуть после костра, который нагнал на них странного рода дремоту, словно притупив чувства ароматическим дымом. Среди больших подушек они улеглись на пол, положив руки под головы. Кастор дал им подкрепиться легким пивом и хлебом неизвестного сорта, с виду напоминавшим собачьи галеты. Темнело, но включать свет никому не хотелось. Пол наслаждался ощущением сна наяву.
Поднявшись и отойдя в угол комнаты, где стоял граммофон, Кастор покрутил его ручку и сказал:
— Книг у меня нет, зато есть пластинки. Разве не сказал какой-то английский писатель или философ, или кто-то в этом роде, что архитектура — это застывшая музыка? Наверно, именно поэтому я так музыку и люблю. Ведь я архитектор. А жена ее терпеть не может.
— Наверно, это Рескин, — сказал Пол.
Кастор поставил адажио из Кларнетного квинтета Моцарта. Пол вытянулся на спине, вынув руки из-под головы и опустив их на лежавшие по бокам подушки. Казалось, от музыки комната увеличивается, постепенно обретая способность вместить в себя сначала сад, потом лес, потом небо, звезды, вселенную и наконец — Бога. Кларнет звучал прозрачным водопадом с утесов, отдельные ноты мелькали средь сосен, то скрываясь за ними, то возникая вновь. Ветры придавали звучанию форму своих скрытых порывов. Мелодия лилась снаружи и все же переполняла его голову, череп, мозг, звуками, в которых он мог и жить и, столь же счастливо, умирать. Это была музыка, превращавшая все увиденное в услышанное.
В конце части Эрнст встал и сказал, что если они хотят успеть на гамбургский поезд, им пора ехать. У Пола было такое чувство, будто он вечно мог бы так лежать среди подушек на Касторовом полу. Он поднялся.
Когда они ехали на поезде в Гамбург, Эрнст сказал:
— У меня пропал прыщик на левой щеке, который меня беспокоил. Он лопнул от жара костра, когда я стоял рядом.
Пол подумал о Касторе: со склоненной над велосипедным рулем головой, с ниспадающими на зеленые глаза волосами, глядя прямо перед собой, колесит он по европейским странам — Голландии, Франции, Италии, Испании — и любуется их архитектурой. Какова его цель?
В Гамбурге, очень поздно, они пообедали с Иоахимом и Вилли в ресторане на берегу Альстера. До того, как они сели за стол, когда еще стояли и пили за стойкой бара, Иоахим отвел Пола в сторонку. Он объяснил, что в начале сентября едет по делу в Кельн и предложил Полу там встретиться.
— Мы могли бы за пару дней осмотреть Кельн, а потом отправиться в поход по берегу Рейна. Ты увидишь ту часть Германии, которая совсем не похожа на Гамбург, к тому же там нет ни Эрнста, ни Хании Штокманов, — сказал он. Пол ответил, что был бы счастлив.
Сентябрь 1929 года
Иоахим встретил Пола на кельнском вокзале. Пол ужаснулся, узнав, что Иоахим снял для них номер в одной из самых дорогих гостиниц города. Иоахим объяснил, что ему приходится там останавливаться, поскольку он представляет отцовскую фирму. Так или иначе, в Кельне они должны были прожить всего три дня, после чего им предстояло путешествие по долине Рейна.
Пол приехал как раз перед вторым завтраком. Позавтракав в гостинице, они отправились купаться. Пол хотел было сначала распаковать вещи, но Иоахим, растягивая слова на свой манерный лад, сказал: