Книга Вкус греха - Уильям Гилл

Наконец на ней не осталось абсолютно ничего. Пьер усмехнулся, затем встал и отдернул белый занавес. Взгляду Сильвии открылась старинная каменная кладка. У самой стены, на специально сделанном стеллаже, она увидела аккуратно разложенные хлысты.

– А теперь как следует повеселимся, – хрипло пробормотал Пьер, расстегивая рубашку.

Была середина сентября, и в воздухе уже пахло осенью.

Сильвия ждала ее с нетерпением. Ей страстно хотелось перемен, а смена времени года должна была как бы подчеркнуть, что все то, что случилось весной, осталось позади.

Она приспособилась к происшедшему. Сама почти поверив, что ее зовут Ариан и что у нее есть маленькая дочь Глория. Ей очень хотелось верить, что и Нана сумела привыкнуть к своему новому положению. Сильвия не раз и не два объяснила Нане, что сможет успешно выдавать себя за француженку, только если будет утверждать, что ее детство и юность прошли в Бразилии. Было очевидно, что, если Нана станет притворяться ее матерью, рано или поздно незнание далекой южноамериканской страны подведет ее и обман раскроется. Получалось, что она была навсегда лишена возможности назвать Глорию своей внучкой. Сильвия также настояла на том, чтобы они немедленно съехали с прежней квартиры и поселились в другом районе, где их никто не знал.

Нана без лишних слов приняла условия Сильвии, но было видно, чего ей это стоило. Она перестала называть подругу погибшей дочери Сильвией, ей даже удавалось не меняться в лице, когда та представлялась как Ариан. Однако сама Нана этого имени никогда не произносила. Обращаясь к Сильвии, она называла ее либо «дитя мое», либо вообще никак. Сильвия раздражалась, но надеялась, что со временем и это пройдет.

Главной целью ее жизни теперь были деньги. Жизнь в нищете была кошмаром ее собственного детства, и она обещала себе, что не допустит, чтобы на долю дочери выпал тот же удел. На следующий же день, после того как Пьер снабдил ее новыми документами, она купила номер «Фигаро» и принялась изучать объявления о приеме на работу. Она была готова стать кем угодно – уборщицей, официанткой, прислугой, – лишь бы не торговать собственным телом. Однако снова и снова перед ней непреодолимой преградой становилось одно и то же условие: рекомендации.

Как-то раз Сильвия, потерпев очередную неудачу, ночью отправилась в Булонский лес. Она находила некоторое утешение в том, что теперь, даже занимаясь проституцией, имела возможность выбирать. До сих пор Булонский лес был единственным местом, где Сильвия могла рассчитывать на заработок, поскольку только там полиция смотрела сквозь пальцы на таких изгоев, как она. Однако теперь она стала француженкой, со всеми правами, дарованными ей конституцией, а значит, могла попытать счастья на центральных улицах. Для этого, правда, нужна была более приличная одежда, которая опять-таки стоила недешево. Это означало, что ей придется провести на аллеях Булонского леса больше времени, чем обычно.

Мысли ее прервал шум мотора. Увидев свет фар, Сильвия вышла к обочине и остановилась, чуть раздвинув ноги, демонстрируя свое тело, просвечивавшее сквозь крупные петли вязаного коротенького платьица. Машина, судя по всему, была дорогой, и Сильвия решила, что попробует увеличить обычную таксу.

Автомобиль остановился, и Сильвия зазывно улыбнулась человеку, сидящему за рулем. Тут только она рассмотрела его как следует. Это был мужчина с обесцвеченными волосами, накрашенными глазами, с золотыми браслетами на запястьях и чем-то вроде шелкового платка на плечах. Было непонятно, чем она могла заинтересовать подобного типа.

Мужчина вышел из машины и, не скрывая улыбки, направился к ней.

Глава 11

Париж

Сентябрь 1967 года

Кристобаль Баленсиага был мэтром в мире моды. Вся его жизнь представляла собой поиск совершенства: совершенства ткани, покроя, формы и, самое главное, совершенства модели, которая должна была демонстрировать его шедевры.

Его целью было создание одежды, предназначенной для ослепительных красавиц, женщин-лебедей. Но лебеди куда-то исчезли, и вокруг остались лишь обычные девушки в мини-юбках и облегающих тело свитерах. В роскошных салонах маэстро запахло увяданием и смертью, он почувствовал, что скорее всего работает над своей последней коллекцией.

Баленсиага был полон решимости сделать все для того, чтобы эта демонстрация, стала своеобразным итогом и прощанием с тем, что долгое время составляло смысл его жизни. Наконец ему удалось отшлифовать все до мелочей. Двенадцать девушек-моделей, двенадцать богинь должны были явить миру совершенство его мастерства, и каждая отражала какую-то особую грань его таланта.

Показ коллекции зимней одежды в июне, как всегда, потребовал от него огромных затрат сил и нервов, однако уже на следующий день маэстро принялся за работу над следующим шоу. По уже давно сложившейся привычке он заперся в мастерской, своей святая святых, с моделью, которая более других будила его воображение. Наблюдая игру складок, переливы цветов драгоценных тканей на ее теле, Баленсиага мог воплотить свою фантазию в нечто реальное. Лишь после того, как в его голове вырисовывалась определенная концепция, он мог приступать к непосредственной работе над новой коллекцией – но не раньше.

На этот раз моделью, призванной вдохновлять его, стала венгерка Илона, красавица с холодным лицом, прилет которой из-за «железного занавеса» произвел на всех огромное впечатление. Баленсиага работал с Илоной в течение двух недель почти круглыми сутками, пока гостья из Венгрии наконец не настояла на небольшом перерыве и не улетела в короткий отпуск на Лазурный берег.

Несчастье произошло внезапно. После бурной ссоры любовник Илоны, итальянский промышленник, порвал с ней. Для венгерки удар оказался слишком сильным. Ее бездыханное тело было обнаружено прислугой на следующее утро после разрыва. Рядом с кроватью лежала пара пустых пузырьков из-под снотворного.

Едва гроб с телом Илоны опустили в могилу, другие манекенщицы стали пробовать примерять ее платья. Но ни одна из них не обладала такой холодноватой отчужденностью и еще чем-то неуловимым, что делало прекрасную венгерку неотразимой.

Наступил сентябрь, и времени до показа оставалось совсем мало. Маэстро знал, что где-то в мире должна быть женщина того же типа, что и Илона. Однако для того, чтобы дефиле состоялось в назначенный срок, он должен был найти ее не позднее конца месяца.

Жаку Вилетту все надоело до чертиков. В течение многих лет он был одним из ведущих визажистов мира. Десять сезонов подряд Вилетт участвовал в подготовке показов высокой моды. Он работал на Диора и Шанель. Оба были требовательны, даже придирчивы в работе, но, по мнению Жака, никто не мог сравняться в этом смысле с Баленсиагой.

Жака срочно вызвали к великому кутюрье после того, как визажист, услугами которого обычно пользовался дом моды Баленсиаги, уволился, доведенный до истерики бесконечными капризами маэстро. Баленсиага просматривал новых манекенщиц, надеясь подобрать кого-то на замену Илоне, и требовал, сходства с безвременно ушедшей из жизни венгеркой. Жак сделал все, что было в человеческих силах, использовал все известные ему приемы, но кутюрье, похоже, ничто не могло удовлетворить. К полудню две девушки были в слезах, а одна пулей вылетела из зала, громко выругавшись. Жак тоже испытывал сильное желание хлопнуть дверью.