Книга Кое-что ещё - Дайан Китон

Трехчасовая церемония показалась мне бесконечной и порядком выматывающей. Посередине мероприятия я выбралась в холл, где уже покуривал сигарету Ричард Бертон. Он поднял на меня глаза и сказал, что сомневается, будто у него есть шансы выиграть одного из этих “чертовых болванчиков”. Я кивнула. А что еще я могла сделать, стоя рядом с живой легендой? Он был прав – он так и не выиграл “Оскара”. “Болванчик” достался Ричарду Дрейфусу. Когда он услышал, что стал победителем, принялся хлопать в ладоши и радостно потрясать руками. Но почему-то встреча с Бертоном запомнилась мне куда лучше и оставила в моей душе глубокий след. Наверное, потому что горечь потери известна каждому из нас.

В тот момент я не понимала, насколько нелепо выгляжу в своем многослойном наряде на фоне красавиц в великолепных вечерних платьях. Краем глаза я заметила Джейн Фонду. О боже. Ну кого я обманываю? Что я тут забыла? Неужели кто-то может подумать, что я лучшая актриса, лучше, чем Джейн Фонда, Энн Бэнкрофт, Ширли Маклейн или Марша Мейсон?

Дорри удалость сесть рядом со мной, и она очень меня поддерживала. Но я все равно находилась в полной прострации – не знала, где я, кто я, что мне делать и что говорить.

Когда я услышала первую букву “Д” имени “Дайан”, я вскочила и поспешила на сцену – хотя вовсе не была уверена, что выиграла. Я прекрасно понимала, что мой выигрыш вовсе не значит, что я – “лучшая” актриса. Я знала, что не заслуживаю “Оскар”. Я даже не сомневалась, что получила премию только из-за того, что по сути изображала на экране саму себя. Но вот то, что “Энни Холл” получила “Оскар” еще и как лучшая картина года, меня просто поразило. Почему-то комедия всегда считалась бедной сестрой драмы, и награды, как правило, обходили комедийные фильмы стороной. По-моему, это странно. Юмор помогает нам идти по жизни, сохраняя хоть крупицы достоинства, и позволяет мириться с абсурдностью окружающего мира. Я очень горда, благодарна и рада тому, что мне довелось поучаствовать в создании одной из лучших комедий американского кино.

Первой по-настоящему красивой женщиной в моей жизни стала Одри Хепберн, фото которой я увидела на обложке журнала Life в 1953 году. Одри, невинная и прекрасная, была воплощением красоты. У меня при взгляде на нее перехватывало дыхание. Наверное, именно этот снимок – простой, безыскусный, но потрясающий до глубины души – заложил основы моей любви к черно-белым фотографиям на обложках. Я была ошарашена, когда после церемонии награждения ко мне подошла сама Одри Хепберн и сказала, что будущее за такими актрисами, как я.

– Ой, правда, я так не думаю. Ох. Честно говоря, не уверена, ведь будущее, и все такие… А вы вообще, вы мой кумир, и я… Даже не знаю, что сказать. Встреча с вами – большая для меня честь, – запинаясь, выдавила я.

Что мне оставалось делать? Передо мной стояла не Одри Хепберн с обложки Life, а пожилая женщина.

Больше в моей голове никаких воспоминаний об “Оскаре” не сохранилось. Я не помню, что было на вечеринке, не помню, кто там был и кто меня поздравлял. Память сохранила лишь Ричарда Бертона да Одри Хепберн. Одинокий Бертон и элегантная мисс Хепберн, “передавшая” мне звание “звезды”. Два кадра словно из кино: Ричард в роли потерянного, сломленного мужчины и Одри – несравненная, идеальная, прекрасная Одри.

Ей было всего шестьдесят три, когда она умерла от рака. Во время нашей встречи Одри было сорок восемь – прямо скажем, вовсе не такая пожилая женщина, какой я ее сочла. Я слушала, что она говорит, но не очень внимательно – я никак не могла взять в голову, как же она могла постареть. Шер как-то сказала очень мудрую фразу: “Внешность важна, только когда ты молода”. А я, вместо того чтобы воспользоваться возможностью пообщаться с самой Одри Хепберн, испугалась, поджала хвост и сбежала. Это еще одна из моих ошибок, о которых я буду сожалеть до конца дней.

На следующее утро после церемонии Вуди проснулся, развернул New York Times и узнал, что его фильм признан лучшей картиной года. После этого он закрыл газету и продолжил работу над своим следующим фильмом, драмой “Интерьеры”. Вуди остался верен своим принципам и по сей день: для него в искусстве не может быть “лучших” – ни режиссеров, ни актеров, ни фильмов. Искусство – это вам не баскетбол.

Газетчики взяли интервью даже у бабушки Холл. Статью сопроводили снимком, на котором она была с Вуди и со мной.

– Люди говорят, что я витаю в облаках, но это неправда. Я вам вот что скажу по поводу всего этого “Оскара”. Это большое событие для нашей маленькой семьи. Этот Вуди Аллен – неглупый малый, раз придумывает такие сюжетики.

2009 год

Сегодня, прежде чем я приступила на парковке перед бассейном к работе, я выудила из памяти одно из моих любимых воспоминаний – как мы с Вуди сидим на ступеньках музея “Метрополитен” после закрытия. Мы сидели и смотрели, как из музея вытекает толпа людей в легких шортах и сандалиях. Рядом ровными рядами возвышаются деревья, а из фонтанов бьют струи, орошая все вокруг, и нас в том числе, мелкими капельками водяной пыли.

Мы с Вуди сидим и смотрим на седых тетушек в красно-белых платьях.

Мы сидим и отделяем зерна от плевел, туристов от местных, жителей Вест-Сайда от жителей Ист-Сайда. Покупаем у уличного продавца претцель, посыпанный солью. Комментируем странных прохожих и рассуждаем, каково было бы жить в пентхаусе на Пятой авеню с видом на этот музей. Смеемся и ведем обычные свои разговоры. Держимся за руки и молча греемся на солнышке. Идеальный вечер. С Вуди легко было сделать любой вечер идеальным.

Вуди никогда не разделял мою любовь к копанию в прошлом и ностальгическим воспоминаниям. Он никогда не жалел о том, что прошло, и не пытался воссоздать идеальные вечера – все равно они были идеальными только в воспоминаниях. Он никогда не упоминал о своих “Оскарах”, не гордился ими и не бахвалился. Он вообще о них не говорил. Он не склонен к сантиментам и всегда предпочтет им резкую критику. Собственно, я не знаю другого такого человека, который умел бы так же мастерски поставить на место собеседника, как Вуди. Хорошо бы только он делал это почаще – как, например, на выступлении в Линкольн-центре пару лет назад.

Почетный ужин в Линкольн-центре

– Мне позвонили и спросили, не могу ли я сказать пару лестных слов о Дайан. Я ответил, что да, конечно смогу. Ну, начнем с того, что Китон – человек пунктуальный. Она всегда приходит вовремя. Еще она очень практичная, у нее каждый доллар на счету. Еще, э-э-э… Что бы еще про нее сказать. У нее прекрасный почерк. Она, она… Дайте-ка собраться с мыслями. Ну, она красивая и всегда была красивой. И годы ее не изменили. Конечно, она не красивая в общепринятом смысле этого слова – в том смысле, что на нее приятно смотреть. Еще она твердо придерживается своего собственного стиля – всегда носит черное, комфортные ботинки и шляпы. Этакая Бланш Дюбуа, доведенная до абсурда. Конечно, с точки зрения грамматики неверно будет назвать ее “самой уникальной”, но все-таки Дайан – самая уникальная женщина из всех, кого я только встречал. Можно назвать ее странной, но все-таки второй такой вы точно не найдете. Наверное.