Книга Реминискорум. Пиковая дама - Лена Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задержался на работе. Не предупредил, а раньше всегда звонил. Конец года, двоечники, хвостатые должники, курсовые, дипломные, сдачи, пересдачи. Ты же понимаешь. Она понимала – сама задерживалась на работе. Болезни, медкарты, отчеты, в основном бумаги, бумаги и бумаги, целая свалка, кипы бумаг, ноющие суставы, гудящая шея, но…
Телефон. Он торопливо выходил из комнаты, приглушал голос, изредка смеялся позабытым беззаботным смехом. Возвращался с затухающей улыбкой. У мужчин бывают свои дела, не хочу тебя грузить проблемами. Ты же понимаешь. Она понимала. Сама не хотела бы рассказывать ему о каждой беседе с подружкой, о каждом услышанном секрете, но…
Духи. Женские духи. Сладкий запах. Слишком приторный, противный. Три часа просидел рядом с коллегой на ученом совете. Она поливает себя духами, как из шланга, просто невозможно, что я сделаю? Ты же понимаешь. Она понимала. От нее самой чем только не разило после работы, но…
Но, но, но.
«Он лжет и водит тебя за нос, как последнюю идиотку».
Она ощущала обман. Обман воцарился повсюду: разлегся по полу, расселся за обеденным столом, развалился в кровати, разделяя их – раз-два – на две половины. Как осколки разбитой тарелки, идеально подходящие друг к другу, но теперь… бесполезные?
«Нужно что-то делать. Нужно что-то решать. Начну с того, что выброшу тарелку».
Вера аккуратно опустила осколки в мусорное ведро и вытерла полотенцем дрожащие руки. Оперлась о раковину.
«Начала – так продолжай. Выбросила одно – выбрасывай и другое. Ты ведь знаешь, что это конец…»
Она сгорбилась, прижала сморщенную от воды ладонь ко рту. Нахлынуло, опять нахлынуло. Ринулась в ванную. Открыла кран. Согнулась, вздрагивая.
«Хватит рыдать. Возьми себя в руки. Не унижайся перед ним и собой».
У всего есть причина и следствие. Тарелка выскользнула из рук и разбилась, потому что. Потому что руки дрожали, тарелка была скользкой от пены, это объяснить легко. А вот почему ее жизнь, ее собственная жизнь покатилась ко всем чертям? В чем причина? Что она сделала не так? За что?
«Неважно. Пора кончать с этим. Будь сильной, как всегда. Как обычно». – «Как я скажу ему?» – «Порепетируй. Зеркало в помощь».
Зеркало столь же безжалостно, как и обман. Только оно – как обратная сторона обмана – не лжет.
«Посмотри, посмотри на себя, во что ты превратилась. И подбери сопли. В буквальном смысле тоже».
Вера провела рукой под носом, выдохнула и сказала зеркалу:
– Нам нужно поговорить. Нет… говорить не о чем. Нам нужно расстаться. Я так больше не могу.
Не могла? Конечно, она могла, откуда только силы брались. Она терпела. Она колебалась. Она не была уверена на сто процентов. Она не знала, что хуже: оказаться в холодном одиночестве или каждодневно изводить себя, мучаясь от неизвестности и лжи. Расстаться с ним… Он хороший, добрый, уютный, как любимое кресло, и она так любила засыпать у него на плече, вдыхая его запах, такой привычный и родной. Все бы хорошо, если бы только не ухмыляющийся из каждого угла обман.
«Лжет». – «Нет». – «Лжет». – «Нет». – «Лжет». – «Нет». – «Лжет».
– Привет, солнце. Я сегодня пойду в одну галерею на ночь музеев, Боря пригласил. Говорит, его пассия собирается вызывать какой-то призрак. Сеанс магии с последующим разоблачением меня мало волнует, но вот выставку я хочу посмотреть. Я погуглил – там реально крутая коллекция средневековых редкостей. Вот и думаю…
«Пускай валит… Хоть на все четыре стороны…» – «Не сиди одна. Пойди с ним, посмотри на него, подумай хорошенько. И реши все окончательно. Хватит себя мучить. Не тяни. Сегодня ночью: пан или пропал».
Решено.
– Лешик, я пойду с тобой, можно?
И вот как все вышло. Она хотела во всем разобраться, поговорить с Лешей начистоту. А вместо этого – дурацкий ритуал, ужасная старуха, зазеркалье, странные двери с кошмарными мирами, светящееся дерево, говорящий дух… Она не могла в это поверить. Каждую секунду ждала, что наваждение рассеется и все это все-таки окажется сном или каким-то чудовищным розыгрышем. Но пока… Следуя за призраком, они оказались на чем-то вроде сцены, расположенной словно на донышке огромной воронки или в центре колизея. Вокруг концентрическими кругами поднимались семь уровней амфитеатра, разделенные семью узкими проходами. В каждом из проходов находились богато украшенные двери.
– Где это мы? – почему-то полушепотом спросила Вера.
* * *
Театр памяти. Грандиозное и мистическое творение Джулио Камилло. Вряд ли вы когда-либо слышали это имя, а ведь в шестнадцатом веке слава Джулио Камилло Дельминио гремела по всей Европе. Современники называли его «божественным Камилло». Лучшие умы эпохи специально приезжали в Венецию, чтобы увидеть построенный им деревянный Театр и убедиться в его действии. Король Франции Франциск I признавал его гений равным гению Леонардо да Винчи, финансировал его работы и мечтал обучиться его искусству. Однако искусство это было тайным. Тайну он обещал раскрыть лишь Франциску, но так и не раскрыл, книг не оставил. В семнадцатом веке Камилло еще называют по привычке в ряду великих герметиков, в восемнадцатом упоминают редко и свысока. Позже – забвение. Искусство памяти потеряло связь с магией и свелось к элементарной мнемотехнике, а ведь когда-то считалось, что оно способно поднять человеческий разум на почти божественную высоту.
Однажды древнегреческий поэт Симонид Кеосский чудом спасся от смерти – и в этот миг открыл искусство памяти. Будучи на пиру, он на минуту вышел, а когда вернулся, обнаружил, что в доме обвалилась кровля и хозяин с гостями погибли под обломками. Симонид же запомнил место каждого за столом и поэтому смог указать безутешным родственникам, где кого из погибших искать. Так ему открылось, что для запоминания любых вещей нужно отобрать некоторые места и расположить в них образы тех вещей, которые требуется запомнить. С тех пор, следуя Симониду, в качестве системы мест для запоминания стали использовать здания и помещения: комнаты, лестницы, колонны, ниши, портики. В них располагали специальные образы, которые старались наделять максимальной экспрессией: необычные предметы, страстные, окровавленные или танцующие символические фигуры, ибо обычное забывается, а выдающееся запоминается. Мысленно проходя по этим помещениям, античный философ или оратор мог извлекать из памяти предметы и слова в любом желаемом порядке. Таким способом известный преподаватель риторики Сенека мог легко запомнить и повторить две тысячи имен. Он же, выслушав двести человек, которые произносили по одной стихотворной строке, мог тут же произнести все эти строки в обратном порядке.
Ну и что, скажете вы. Что тут такого замечательного и божественного? Один японец недавно записал по памяти число «пи» с точностью до 40 000 знаков после запятой. А женщина из Тасмании запомнила наизусть весь телефонный справочник своего города – 128 603 номера телефонов абонентов, а также их имена и адреса. Это же просто курьез, природные способности плюс элементарная мнемотехника. Разве нет? Конечно, курьез, согласимся мы. Но для древних память означала нечто совсем иное.