Книга Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп

Аденауэр вызывал восхищение и у американского посла в Бонне Уолтера Доулинга. В его памятной записке, составленной в переходный период, говорилось: «Его [Аденауэра] уверенность в себе, питаемая убеждением, что его понимание политической действительности полностью доказано событиями последних лет, непоколебима. В свои восемьдесят пять он по-прежнему отожествляет использование им политической власти с благосостоянием и судьбой немцев. Он рассматривает свою победу на предстоящих выборах как необходимое условие для безопасности и процветания страны». Отсюда следует, что «Аденауэр сохраняет центральное место в политической жизни, он сохранил острый ум и политическую интуицию».

Все это не оказывало никакого влияния на мнение Кеннеди, которое он изложил в статье, напечатанной в журнале «Форин афферс» осенью 1957 года; статья по-прежнему вызывала интерес, и ближайшее окружение Аденауэра с тревогой читало эту статью. Тогдашний молодой сенатор от Массачусетса выражал недовольство тем, что правительство Эйзенхауэра, как до этого правительство Трумэна, «позволяет слишком туго привязывать себя к единственному немецкому правительству и партии. Вне зависимости от результатов выборов эпоха Аденауэра закончилась». Он считал, что «социалистическая оппозиция» доказала свою преданность Западу и что Соединенные Штаты должны готовиться к демократическим переменам в Европе. «Соединенные Штаты поступают необдуманно, гоняясь за тенями прошлого, игнорируя политическое руководство и не обращая внимания на поколение, достигающее совершеннолетия», – говорилось в статье Кеннеди.

Совет по национальной безопасности при Эйзенхауэре изобразил Аденауэра не как тень прошлого, а как человека, чье влияние еще больше возросло с получением парламентского большинства в результате выборов 1957 года. СНБ рассматривал Аденауэра, вместе с де Голлем, преследовавшим более националистические и антиамериканские настроения, основным звеном в европейской интеграции и трансатлантических отношениях. Помимо этого, западногерманский министр обороны Йозеф Штраус энергично добивался наращивания военной мощи, что сделало Западную Германию самым многочисленным европейским контингентом в НАТО – 291 тысяча человек, 9 дивизий, современные системы вооружения.

В то же время СНБ предупреждал о тенденциях, которые могут поставить под удар отношения, разрушить личные связи между людьми, которые управляют этими государствами. Западные немцы устали от длительного раздела, говорилось в отчете, и начинают сомневаться в том, могут ли они рассчитывать на обязательства Вашингтона.

Избрание Кеннеди усилило страх Аденауэра, что Соединенные Штаты откажутся от Западной Германии. Этот страх продолжал крепнуть начиная со смерти в мае 1959 года его друга и самого преданного американского сторонника Джона Фостера Даллеса, государственного секретаря Эйзенхауэра. Аденауэру удавалось засыпать только после приема больших доз снотворного. Западногерманский канцлер не признавал блестящих молодых советников Кеннеди, теоретиков, которые «никогда не служили на политическом фронте».

Аденауэру было известно о сомнениях Кеннеди на его счет. Еще в 1951 году, во время своего первого визита в Германию, молодой конгрессмен Кеннеди пришел к выводу, что не канцлер Аденауэр, а лидер социал-демократов Курт Шумахер является «самой сильной политической фигурой в Германии». Шумахер, проигравший с незначительным отставанием на первых выборах в Западной Германии двумя годами ранее, был готов принять предложение Сталина и отказаться от членства в НАТО и более глубокой европейской интеграции. Ачесон считал Шумахера «злым, вспыльчивым человеком», стремившимся ослабить связь Германии с Западом. Даже после смерти Шумахера в 1952 году социал-демократы продолжали выступать против членства Западной Германии в НАТО.

Кеннеди уже и раньше делал ошибочные выводы в отношении Германии. В 1937 году, когда Гитлер был уже четыре года у власти, он, будучи студентом, путешествовал по Европе. Тогда он написал в своем дневнике: «Спать ложусь рано… Похоже, в ближайшем будущем войны не будет. Франция очень хорошо подготовилась для Германии. Нерушимость альянса Германии и Италии тоже под вопросом».

«Никаких экспериментов!» Это был и лозунг Аденауэра на выборах 1957 года, на которых он одержал победу, и его совет Эйзенхауэру относительно Берлина и Советского Союза. В отличие от Аденауэра Кеннеди был экспериментатором. Он надеялся, что перемены в советском обществе дадут шанс для проведения более плодотворных переговоров. «Мы должны быть готовы рискнуть, чтобы привести к ослаблению напряжения в холодной войне», – говорил он в то время, предлагая новый подход к русским, который может положить конец «агрессивной, на грани войны фазе… в долгой холодной войне».

Аденауэр считал подобные высказывания наивными, и это мнение укрепилось после его исторической поездки в Москву в 1955 году, чтобы договориться об установлении дипломатических отношений и освобождении немецких военнопленных. Аденауэр надеялся, что сможет вернуть домой 190 тысяч военнопленных и 130 тысяч гражданских лиц из 750 тысяч взятых в плен, которые, предполагалось, были взяты в плен и похищены и затем заключены в тюрьму.

Жизнь не подготовила Аденауэра к словесным оскорблениям и переговорам в унизительной форме. Когда советские руководители сообщили своему немецкому гостю, что в советских лагерях находится 9628 немецких «военных преступников», Аденауэр спросил, что случилось с остальными. Остальные, крикнул Хрущев, давно лежат в земле, в холодной советской земле.

Аденауэр был потрясен. «Этот человек, без сомнения хитрый, проницательный, умный и очень опытный, был в то же время грубым и не испытывал раскаяния… озверев, он ударил кулаком по столу. Тогда я тоже погрозил ему кулаком, а вот это он понял».

Хрущев одержал верх над Аденауэром, получив фактически признание Восточной Германии в обмен на незначительное количество военнопленных. Впервые Аденауэр согласился с тем, что в Москве будет два посла от двух Германий. Физическое напряжение от поездки стало причиной двустороннего воспаления легких у Аденауэра. Корреспондент газеты «Цайт» графиня Марион фон Денхоф [21] написала: «Свобода 10 тысяч была куплена ценой рабства 17 миллионов».