Книга В последнюю очередь - Анатолий Степанов

― Вы хозяин квартиры? ― спросил Александр.

Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт смирновского пальто.

― Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.

― А в районное отделение кто сообщил?

― Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться приходит. Пришла ― а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к участковому.

― А вы, э-э-э... ― Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.

― Василий Константинович, если позволите, э-э-э...

― Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой половине дня изволите отсутствовать?

― Ни боже мой, Александр Иванович. Жена ― да, дочка тоже. Жена на работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.

― Почему же сегодня вас не было?

― Срочно вызвали на заседание секции прозы.

Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:

― Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех поговорить?

― Пойдемте на кухню, Александр Иванович.

В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:

― От расстройства чувств позволили?

― Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.

― Кто "он"?

― Да вор этот.

― Интересно. А много в графинчике было?

Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто пятьдесят, не больше.

― Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете... ― неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.

― А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?

― Отсутствует. ― Писатель вздохнул. ― Меня Ирина Всеволодовна бдит.

― Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?

― Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два моих костюма, и так, по мелочам.

― Что за мелочи?

― Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.

― Действительно побрякушки или золото настоящее?

― Золотые, естественно. Кольцо ― маркиза с бриллиантами, кольцо с порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...

― Ничего себе побрякушки. А деньги?

― Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно, деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.

― Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и графинчик смотрели?

― Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол, работал.

Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший вопросительно посмотрел на него.

― По-моему, Скачок, ― поделился своими соображениями Александр.

― По-моему, тоже, ― саркастически согласился старший.

― Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика. Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.

― Скажите, ― робко поинтересовался писатель, ― почему когда вот здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?

Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:

― Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан вору.

― Не понял, ― обернулся к Казаряну писатель.

В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете? Лакомый кусок для любого милиционера.

― Теперь понял! ― ужасно обрадовался писатель.

― Мы вам не нужны? ― спросил у старшего Смирнов.

― Да уж как-нибудь обойдемся.

― Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.

На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного. Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:

― Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова! Найдешь тут! Только собаку нервируют.

― Докуда хоть довел? ― миролюбиво поинтересовался Александр.

― До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.

Смирнов посмотрел на Верного. Тот, будто понимая, виновато отвел глаза.

― Не унывай, кабыздох!

― Собачку не смей обижать. Если что ― я виноват, ― сказал Семеныч. Ничего не ответив, Смирнов ободряюще похлопал того по спине и вместе с Казаряном пошел дальше. Они пересекли Беговую и поплелись вдоль церковной ограды стадиона Юных пионеров. Из-за угла выползал трамвай. Двадцать третий номер.

― А ну-ка покажи, как от тебя Цыган ушел! ― требовательно предложил Александр.

― А вот так! ― заорал Казарян и с ходу набрал немыслимую скорость. Хотел вспрыгнуть на подножку, хотел, чтобы этого не смог сделать Смирнов, хотел уехать один, показал кукиш оставшемуся Александру. Казарян вспрыгнул на первую площадку прицепного вагона и торжествующе обернулся. Смирнов из последних сил бежал рядом с последней площадкой. Успел-таки, зацепился, прыгнул на подножку, глянул на Казаряна и показал ему кукиш. Роман ликующим криком вопросил:

― Куда едем, Саня?

― За кудыкину гору! ― весело ответил Александр.

За счастье ― стоять на подножке мотающегося вагона и весело перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье ― ехать по знакомой, привычно любимой Москве, где они ― ее истинные жители. Это счастье ― ни о чем ни думать и лицом ощущать плотный несущий на тебя воздух. Молодые были еще тогда, здоровые...

Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от высоких прекрасных деревьев причудливых аллей, рядом со складом, расположенным в бывшей церкви стиля ампир, стояла обширная пивная.

Смирнов распахнул дверь, и они через предбанник проникли в помещение. Переполненная лишь в дни футбольных матчей, когда болельщики в предвкушении невиданного зрелища сдерживали свое возбуждение употреблением горячительных напитков до и расшатанную непредсказуемыми перипетиями игры психику теми же напитками после, пивная эта в обычные дни посещалась лишь немногими завсегдатаями.