Книга Сирота Х. Человек из Ниоткуда - Грегг Гурвиц

Пуля пролетает так близко от Эвана, что обжигает ему шею, но он не шевелится, выверяя прицел. Пока что он не может видеть через лобовое стекло, но он стреляет вслепую туда, где расположены передние сиденья. Рев мотора начинает стихать, ход машины замедляется. Эван выбрасывает обойму, заряжает в пистолет следующую и продолжает стрелять до тех пор, пока у него не появляется уверенность в том, что в кабине машины не осталось ничего живого; до тех пор, пока джип, замедляя скорость, не замирает, толкнувшись передним бампером ему в ноги.

В свете зеленой лампы лифта видны два тела, лежащие ничком на приборной панели. Пули порвали их на куски.

Эван слышит стон за колонной. Джек прижимается к ней спиной. Его синяя фланелевая рубашка порвана на плече. Кровь ярко-красного цвета, артериальная. Рука Джека, зажимающая рану, полностью залита ею – кажется, что на ней красная перчатка.

Всего миг – и Эван уже на коленях рядом с ним, снимает с Джека рубашку. Алое пятно продолжает расползаться по майке, будто перевязь. Рука Джека вздрагивает, и из-под его пальцев бьет кровавый фонтан.

Джек что-то говорит. Эвану приходится сосредоточиться, чтобы его мозг воспринял эти звуки, вычленил слова, осознал их.

– Я уже мертвец, – говорит Джек. – Задело артерию.

– Ты не знаешь. Ты не можешь…

– Знаю. – Джек поднимает раненую руку и касается ею щеки Эвана – возможно впервые.

Сквозь вентиляционные шахты слышен вой полицейских сирен наверху. В воздухе пахнет опилками и медью.

– Я умру, – говорит Джек. – Не выходи из укрытия. Послушай меня. – Его тело скручивает приступ боли, но он усилием воли заставляет себя говорить. – Это не твоя вина. Я сам принял решение встретиться с тобой. Сам. Иди. Оставь меня. Иди.

Эвану кажется, что он задыхается, но потом чувствует на щеках влагу и все понимает. Звук сирен все ближе, слышатся крики.

– Нет, – говорит он. – Я не уйду. Я не…

Здоровая рука Джека тянется к поясу, слышится звук взводимого бойка. Он нацеливает на Эвана пистолет.

– Иди.

– Ты не сделаешь этого.

Джек не мигая смотрит Эвану в глаза.

– Я когда-нибудь лгал тебе?

Эван встает, отшатывается на шаг назад. Он думает о предостережениях Джека. Работа в Болгарии. Потенциальная утечка. «Не хочу светиться».

Но именно из-за Эвана он сделал это.

Эван бросает взгляд на дымящийся джип с парой неопознанных тел. Каждый вздох дается Джеку все труднее, воздух выходит из легких со свистом. Эван хотел бы, чтобы у него было больше времени, но времени уже нет. Он понимает, что фланелевая рубашка Джека все еще намотана на его руку. Эван сжимает ее в кулаке, и его ладонь намокает от крови.

Откуда-то сверху слышен визг тормозов, шаги по бетону.

– Сынок… – В голосе Джека нежность. – Тебе пора идти.

Он прижимает ствол пистолета к собственному подбородку.

Эван, делая шаг назад, вытирает слезы. Он отходит еще на шаг, затем еще и лишь тогда отворачивается.

Когда он бежит прочь, за его спиной слышится звук выстрела.

Глава 22

Фрагменты подлинной личности

Эван пришел в себя. Он все еще стоял на коленях в спальне перед выдвинутым ящиком. Испачканный кровью воротник рубашки Джека был намотан на его руку, подобно четкам. Эвану казалось, что он слышит призрачное эхо выстрела, отражающееся от стен его квартиры. С того выстрела началась его новая жизнь. Эван покинул подземную парковку под мемориалом Джефферсона и начал все заново.

После смерти Джека Эван снял домик в Аллеганах и отсиделся там несколько недель наедине с запахом хвойных иголок и хрустом опавших листьев. За всю свою жизнь он был близок лишь с одним человеком, и эта утрата оставила дыру в его сердце. Боль была почти физической, как от пули, пробившей грудную клетку. В каком-то смысле так и было.

Либо это случилось из-за того, что он заставил Джека покинуть убежище, либо за ним самим следили. Двое разыскиваемых людей в одном месте – встреча, на которой настоял именно Эван.

«Это не твоя вина. Я сам принял решение встретиться с тобой».

Эван как будто впал в спячку в продуваемой всеми ветрами хижине, словно горе лишило его сил. Он начал выходить из ступора примерно через месяц и лишь тогда понял, что убийство Джека имело не только эмоциональные последствия. На уровне Р3 погибла и единственная возможность легального существования Эвана.

У него больше не было куратора, не было контакта с правительством, не было ни одной страны, которая не вела бы за ним охоту – включая его собственную. Он ни к чему не был привязан.

В голове Эвана зазвучал голос Джека: «Соберись, сынок. Жалость к себе – самое бесполезное чувство из всех».

Тем утром Эван поднялся с постели, вышел наружу, под порывы пронизывающего осеннего ветра, и посмотрел на склоны гор. Они были усыпаны хвоей, в воздухе витал запах рождественской елки. Иголки впивались в его босые ноги. Ветер дул в лицо, даря Эвану ощущение, что мир куда больше, чем он думает, и что ему в нем найдется место.

В его распоряжении был практически неограниченный банковский счет, у него были навыки, но не было миссии. Да, он не был ни к чему привязан, но это не значило, что он был свободен.

Эван перебрался в Лос-Анджелес – как можно дальше от Вашингтона, не пересекая границ страны. И начал все заново. Начал жизнь в третий раз – жизнь на виду и в то же время в тени. Оперативный псевдоним и фрагменты его подлинной личности. Прикрытие, позволявшее прятаться у всех на виду. Эван всегда оставался готовым к миссии. Оставался в форме, не забрасывал тренировки. Он никогда не знал, кто может пойти по его следу, кто постучится в его дверь.

Прошло несколько лет.

Эван по-прежнему был наготове, не терял бдительности, всегда старался тщательно отслеживать окружение. Из нескольких источников ему стало известно, что программу «Сирота» закрыли, а оперативники залегли на дно – кто где. Он никогда не узнал о том, что случилось с Сиротами, которые дезертировали, но считал, что они либо спрятались где-то в дальних уголках мира, либо продают сейчас свои услуги в качестве наемников тому, кто больше заплатит. И то и другое было Эвану не по душе.

Он решил использовать свои навыки на доброе дело. Помогать тем, кто не может помочь себе сам, на общественных началах. У него появилась цель, совпадающая с той, которую указывал его собственный моральный компас. Пять лет, дюжина удачных миссий.

И вот он провалился.

Хлопок выстрела.

Падение мертвого тела.