Книга Крах тирана - Шапи Казиев

На колонну набросили арканы, и сотни человек попытались ее свалить. Но она даже не шелохнулась. Тогда пустили в ход коней. Они топтались на месте, а веревки рвались. Настала очередь слонов. Колонну спеленали широкими ремнями, подвели самых больших слонов, но и они ничего не смогли сделать с упрямым железом.

Опасаясь страшной расплаты за неисполнение шахского повеления, десятки людей принялись выкорчевывать плиты вокруг колонны и копать вглубь, чтобы попросту вытащить колонну из земли. Но оказалось, что колонна стоит не просто в земле, а в каменном основании, разрушить которое было нелегко. И чем глубже они пробивались, тем шире становилась колонна, и конца ее не было видно. Тогда пустили в ход других слонов, привыкших валить и перетаскивать большие деревья, однако и они лишь напрасно обхватывали колонну хоботами, сердито ревели, но справиться с ней не могли.

После молитвы, обозрев происходящее, Надир-шах помрачнел. Он велел своему насакчи – палачу отрубить головы нерадивым слугам, включая землекопов, и удалился. Свита сочла это особой шахской милостью, иначе бы с несчастных содрали кожу, а мясо скормили собакам.

Слух о надругательстве над святыней и жестокости шаха облетел город, и люди провожали кортеж завоевателя с плохо скрываемым негодованием.

Но Надир этого не видел, он был поглощен мыслями о странной колонне, не пожелавшей исполнить его желание.

– Вырву и увезу с собой, – грозил Надир-шах. – Пусть все увидят, что для меня нет невозможного.

Но про себя Надир полагал, что и без того оказал много чести какому-то железному столбу, приблизив его к своей священной особе.

Глава 19

Жизнь в гареме Надир-шаха текла своим чередом. Жены бдительно следили, чтобы их подарки не оказались хуже тех, что получали другие. У каждой из них была при дворе своя партия, и все они боролись за влияние на венценосного господина. Наложницы и невольницы любовались доставшимися им украшениями, умащивали и холили свои роскошные тела чудодейственными средствами, украшали ладони узорами из хны, сурьмили брови и ресницы, веселили себя песнями и танцами рабынь, играли в нарды, сплетничали, наслаждались ароматными винами и заглушали свои печали кальянами с дурманящим чарсом из индийской конопли. И каждая втайне мечтала об особом внимании господина и своем последующем возвышении. Ревность и соперничество составляли душную атмосферу гарема, который на неискушенный взгляд мог показаться прохладным, тенистым раем. Но в этом серале никогда не прекращались изощренные войны.

Только одна невольница не радовалась подаркам, не участвовала в скрытых гаремных баталиях и ничего для себя не просила. Там, где даже дурнушку могли превратить в ослепительную прелестницу, природная красота горянки блекла день ото дня.

Несмотря на запрет Надир-шаха наказывать упрямую невольницу, у Лала-баши было множество других способов отравить жизнь своей подопечной. Опытный евнух знал: чтобы сломить невольницу, нужно для начала заставить ее забыть прошлую жизнь, к которой все равно не будет возврата. Имя горянки было Фируза. Здесь ей дали другое – Азра, как звали легендарную красавицу, возлюбленную Вамика. Преданиями об их необыкновенной любви веками вдохновлялись поэты, слагая все новые стихи.

Но Фируза не откликалась на новое имя, отвергала дары, избегала участия в гаремных утехах. Ее дивные голубые глаза туманились печалью, она не вплетала в свои черные косы жемчужные нити, не наряжалась в бесстыдные прозрачные одеяния, а куталась в шали, будто замерзала в знойной Индии.

Фируза тосковала по родине и своему любимому. На обитательниц гарема дождем сыпались редкостные украшения, а она плакала ночами о подаренном ей Мусой-Гаджи простеньком кольце, которое сорвали с ее руки безжалостные вояки Надир-шаха.

Тогда Лала-баши, служивший еще прежнему шаху и перевидавший на своем веку многих невольниц, принялся за дело с другой стороны. Он дал понять женам шаха, что эта новенькая тронула сердце их господина, а это несло угрозу их благополучию. Жены тут же сплотились, чтобы любым способом извести соперницу, а таких умений им было не занимать. В ход пошли наговоры, намеки на то, что эта дикарка мечтает погубить великого шаха, что обещала хорошо заплатить, если ей достанут яда. Когда шах учинил расследование и ничто не подтвердилось, возникли слухи, что она с интересом поглядывает из своего окна на садовников. Их тут же казнили, а невольницу переселили в комнату с видом на реку. Она сделалась затворницей и только вышивала на тканях горы и долины родного Джара. Тогда в напитки, подававшиеся Азре, Лала-баши велел подмешивать опиум. Это было надежное средство, примирившее с новой участью немало упрямиц. Но кто-то пожалел Фирузу и шепнул ей об опасной затее коварного Лала-баши. Устав бороться с гордой невольницей, главный евнух решил положиться на время, которому подвластно все.

Фирузе было трудно в окружении изощренных соперниц и страшного Лала-баши. Она боялась, что долго не выдержит. Фируза догадывалась, что свидания с шахом ей не избежать, и решила скорее покончить с собой, чем смириться. Но затем поняла, что ее смерть ничего не изменит, и замыслила то, в чем ее и пытались обвинить – перед смертью отомстить за свою семью и свою родину. Оставалось лишь найти кинжал, а им она владела не хуже, чем иголкой и ниткой. А до той поры, чтобы придать себе решимости, Фируза снова и снова вспоминала все, что ей довелось пережить.

Сколько она себя помнила, в родном Джаре было беспокойно. Независимые горцы не желали терпеть какого-либо владычества. Они то сами восставали против посягавших на их свободу персидских правителей, то шли на помощь своим соседям – азербайджанцам, рутульцам, лезгинам, цахурам и даже грузинам. Не раз поддерживали они и храброго Сурхай-хана, который бился с войсками персов в Ширване. А с тех пор, как в Персии возвысился Надир, начались тяжелые времена.

Джарцы, как и их соседи, не желали подчиняться, а войск у Надира становилось все больше.

Отец Фирузы, оружейник Мухаммад-Гази, сам уже не справлялся – оружия требовалось как никогда много. Но почти все его ученики и помощники, не успев выучиться оружейному ремеслу, гибли в нескончаемых битвах. Пришлось повоевать и Мусе-Гаджи, который приезжал к отцу учиться. Джар и другие села не раз были разрушены и сожжены, не раз Фируза с матерью убегала в горы, чтобы укрыться от кровавых нашествий. Но каждый раз они возвращались и все начинали заново. Отец ковал оружие, Фируза ему помогала, мать умоляла перебраться в ее родное село Ахты или в Согратль, на родину отца, где было безопаснее всего.

И однажды, когда Джар снова был обращен в пепел, они бежали в Ахты, до которого было намного ближе, чем до Согратля. Вскоре туда же пришел и уцелевший в битвах отец. Казалось, теперь наступит покой. Но, возвращаясь из Кази-Кумуха, проклятый Надир подступил и к Ахтам. Ахтынцы не дрогнули и отчаянно дрались с врагами, но слишком силен оказался Надир-шах, неисчислимо было его войско. Он безжалостно разрушил Ахты, разорил восставшие общества Самурской долины, убил множество людей и увел пленных.