Книга Девять уроков - Кевин Алан Милн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Устроившись в машине, я тут же включил верхний свет. Мне действительно хотелось увидеть Эрин – я даже убедил себя, что готов простить ее. Но кое-что не терпело отлагательств. Схватив верхнюю из четырех карточек, я приступил к чтению.
У гольфа мы учимся многому – к примеру, как нужно страдать.
Брюс Лански[32]
5 сентября 1978 года. Моя дорогая Джессалин упокоилась вечным сном. Священник, управлявший церемонией, предложил нам, близким Джесс, положить в гроб нечто такое, что могло бы сопровождать ее в странствии в «великое неизвестное». Он сказал, что рекомендует подобное уже много лет, поскольку подобная практика ускоряет процесс исцеления родных. Идея эта, по словам священника, осенила его давным-давно. Но разве не так поступали в свое время фараоны? Как бы то ни было, я готов подыграть, хотя и не вижу в этом особого смысла. Так что непосредственно перед церемонией мы с Огастой присоединились к родителям Джессалин, чтобы сказать ей последнее «прощай» и оставить с ней выбранный подарок.
Освальд, ходивший на курсы по борьбе с курением, вручил дочери соответствующий сертификат. У присутствующих он попросил прощения за «маловероятную, но все же существующую» возможность того, что именно его дурная привычка ускорила преждевременную кончину Джесс. Все это время он рыдал, не переставая, и в конце концов объявил Джессалин, что после того, как я разорюсь, он обеспечит Огасту всем необходимым.
Мне никогда не нравился Освальд. Скорей бы уже отдать ему все долги.
Мать Джессалин принесла с собой открытки, которые та присылала из Принстонского университета. Аккуратно пристроив их рядом с телом дочери, она сообщила, что теперь та может закончить свое образование без помех (под помехой, видимо, она имела в виду меня).
Сам я вручил Джессалин две клюшки: свою самую любимую и ту, которую специально купил для нее. Укладывая их в гроб, я сказал, что она может потренироваться со св. Эндрю, покровителем игроков в гольф, – чтобы мы могли поиграть с ней, когда увидимся в следующий раз. Моя клюшка всегда должна быть у нее под рукой, на случай встречи с Господом Богом. «Врежь ему как следует по голове, – шепнул я, – за то, что он забрал тебя у нас с Огастой».
Огаста подошел к делу лучше всех нас, вместе взятых. Укладывая в гроб свой ветеринарный наборчик, он пообещал маме, что до тех пор, пока она будет лечить животных на небесах, он будет заниматься этим на земле. И мне почему-то кажется, что он сдержит свое обещание.
Церемония проходила под проливным дождем. Священник сказал, что даже небеса оплакивают кончину Джессалин Уитт. Насколько я знаю мою жену, рыдали вовсе не небеса – это Джесс оплакивала разлуку с сыном. К моменту, когда священник закончил проповедь, мы успели промокнуть до нитки. Вокруг все утопало в грязи. Огаста очень переживал, что грязь запачкает белое платье Джессалин, но я уверил его, что ангелы, вроде его мамы, всегда остаются небесно-чистыми.
Поскольку Джессалин перед кончиной поручила мне обучить сына гольфу, я решил не терять времени даром. Сразу после похорон, несмотря на дождь, я повез Огасту на ближайшее поле. Поступок сумасшедшего, скажете вы? Возможно. Но игра позволяет немного унять боль.
Я был бы рад написать, что Огаста – прирожденный гольфист и первый наш урок прошел просто блестяще.
Увы, это далеко не так.
Даже ударить по мячу было для него проблемой. Когда же это все-таки случалось, мяч неизбежно летел куда-то в сторону. Ему потребовалось тридцать ударов лишь для того, чтобы продвинуться на какую-то сотню ярдов, а потом он и вовсе застрял в песчаной ловушке. Пожалуй, мне стоило отнестись к нему с большим терпением, ведь мальчику нет еще пяти, и он только-только потерял мать. Но эмоции у меня в тот момент просто зашкаливали. «Ты машешь клюшкой, как чертова форель, которая взялась нарубить дров! – заорал я. – Если хочешь попасть в число профессионалов, тебе придется здорово потрудиться!» Огаста возразил, что форель – рыба, а рыба не может махать клюшкой. «Вот и ты похож на рыбу, которую только что вытащили из воды, – кивнул я. – Но я положу все силы на то, чтобы научить тебя гольфу!»
Когда мяч упал, наконец, в первую лунку, Огаста просто трясся от холода, так что мы собрались и поехали домой. Но я по-прежнему исполнен решимости сдержать данное Джессалин слово: Огаста БУДЕТ играть в гольф, даже если на это мне придется положить всю свою жизнь.
Тем же вечером ко мне заявился Освальд. Он знает, что я не пью, но это не помешало ему притащить бутылку виски. По его словам, это лучший способ справиться с проблемами. Пока я пишу эти строки, бутылка стоит рядом со мной на столе. Вынужден признать, что для меня это серьезное искушение. Если бы не мысли об Огасте, я мог бы опорожнить ее за один присест.
Гольф подобен вере: это олицетворение всего, на что мы надеемся, и свидетельство того, что мы не в силах узреть.
Арнольд Холтейн[33]
Когда я проскользнул в дом, жена сидела на диване. Щеки у нее были мокрыми от слез. Эмма, ее рыжеволосая соседка, подвезла Эрин до дома, после того как я сбежал с детского праздника. И с того момента она без устали поджидала моего возвращения. Подарки так и лежали на полу, поскольку она не хотела открывать их без меня.
– Привет, – осторожно произнес я.
Под глазами у Эрин темнели черные пятна – следы от расплывшейся туши. Смахнув остатки слез рукавом пижамы, она протянула мне руку. Как только я уселся рядом на диване, она крепко сжала мою ладошку.
– Не могу даже описать, до чего мне стыдно, – всхлипнула Эрин. – Не думала, что я способна на такую глупость.
– Это ты про ложь насчет футбола? – ухмыльнулся я. – Или про инцидент со справочником?
Она пихнула меня в бок свободной рукой.
– Не угадал, – отбила она мой удар. – Это я про гороховое пюре. Жаль, что мы не нашли ничего отвратительней – уж очень легко этот горох проскочил внутрь.
– И так же легко едва не вышел наружу. – Я сжал обе ее руки, чтобы она не могла больше толкаться. – Послушай, – добавил я уже более серьезно, – я тоже хочу извиниться. Не следовало оставлять тебя там одну.
– Не следовало, – шмыгнула она носом.
– Знаю. – Я тоже легонько пихнул ее в бок, но так, чтобы не задеть ребенка. – Мне следовало отправить тебя к Стейси одну.
Так мы болтали и перешучивались, пока не восстановили былой мир. Эрин признала, что умышленно использовала футбол как приманку, однако добавила, что сделала это из лучших побуждений.
– Мне просто хотелось, чтобы ты был рядом, – сказала она. – Детский праздник в компании подружек – очень даже неплохо, но еще лучше, когда рядом твой самый близкий человек.