Книга Славянские сказы для детей. Тайна Волшебной горы. Перо Алконоста - Александр Асов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последний год его кафедра, доселе пребывавшая в нищете, вдруг получила неизвестно откуда средства на подобные проекты.
Да и Валентина Сергеевна стала получать приглашения из Англии – почитать лекции о временах короля Артура. Её идея о любви к Ланселоту Девы Озера вдруг получила там известность.
А у Володьки и Светланы – и своих дел было невпроворот, так что Ярослав, во время отъезда родителей, оставался предоставленным самому себе. Привыкал отвечать за себя, взрослея не по годам. А как иначе?
Но все эти неудобства с лихвой окупались новой жизнью, полною самых неожиданных приключений. Их ему и предстояло теперь пережить в лицее имени академика Кологривского.
* * *
Тут, конечно, нужно подробнее рассказать – что это был за лицей.
Вообще-то, когда-то давным давно он был создан как физико-математическая школа. Причем самая престижная школа в стране (прежней, «кипучей и могучей»).
Физика и математика – науки строгие. Цифры и формулы… Всё в духе нового времени, затенённого чарами Марабеля. Не то, что древние алхимия и метафизика, более похожие на магию!
Когда-то преподавал физику и математику в лицее сам академик Кологривский. И преподавал блестяще! Потом он, как будто, умер… Почему – как будто? Ну… Ходили слухи, что призрак его всё еще бродит по лицею, заходит в свой кабинет… Теперь же здесь преподавали его ученики.
А затем в лицее открыли кафедры химии и геологии, а также филологии и биологии. Там готовили к поступлению на разные факультеты университета. И потому лицей стали в шутку именовать «нашим маленьким, но всамделишным университетиком».
Ярослав готовился к поступлению на филфак, куда его звали родители. Хоть Володька и прожужжал ему все уши про свои приключения, и про то, что «филолог и химик – дубина», надеясь, что брат пойдёт по его стопам – изучать моря и океаны. Но куда там! Каждому своё.
К тому же Ярослав с опаской относился теперь к точным наукам, замечая в них тёмные чары.
Впрочем, чары Марабеля теперь чувствовалась везде… Будто метроном, под тиканье коего играла гаммы Светлана, отныне властвовал над жизнью, и она подстраивалась, шагала в ногу, вальсы сменялись маршами. А где-то за горизонтом уже погромыхивало, полыхали зарницы.
Марабель… Многое теперь в его власти. Многое, но всё же – не всё! Марабелю не подвластны мы – наша дружба.
Вот уже и Линда – та самая, что играла за Линку Златовласку в «Волшебной горе» – прилетела из Таллина учиться в лицее. В яви её теперь звали красиво и необычно – Линда Аррет.
Да и все его друзья в яви, что играли вместе с ним в «Волшебную гору», получили приглашения, и также продолжили учение здесь. И умники-хитродеи, и виршеплёты, и витязи-казачата. Приехали и свитежанки Олеся и Оксана, поселившиеся в общежитии, в одной комнате с Линкою.
Похоже, китежское братство святиборцев и свитежанок, едва уцелев в катастрофе Великого переворота, решило возродится в нашем мире. А темнозорцы, – они остались во мгле, под сенью возвысившейся Башни Креста.
Впрочем, никто из святиборцев теперь не помнил о китежских приключениях. У каждого здесь была своя жизнь, своё прошлое.
И никто не замечал, сколь изменился окружающий мир, преломленный силою Марабеля… Теперь явь всё более походила на серый и печальный сон, да и мир снов выцвел и замглился…
Впрочем, в иные миры теперь можно было попасть не только «дорогой сна», коя подпала под власть тени. Ведь Ярослав и Зилаша во время битвы за Китеж обрели волшебное зеркальце. А это было творение самого Мастера Зеркал.
Так что теперь они могли в любое время через то зеркало отправиться в Зазеркалье.
И как вскоре выяснил Ярослав, у лицея-интерната имени Кологривского в Зазеркальной Москве было отражение – волшебная школа единорога Кологривы, отца Китаврула, прозванного Мастером Зеркал. А значит, и его тени – волшебника Мерлина, владеющего зеркальной магией.
Об этом мы, конечно, ещё расскажем подробнее, а сейчас последуем за Ярославом в лицей обычный, без зазеркальных затей. Тем паче, что он ныне принял новых учеников.
Итак, как всегда в День Знаний, по всей стране дети, чистенькие и праздничные, с белыми воротничками и передничками, с букетами, будто цветопад, высыпáли из подъездов и вливались в ручейки таких же нарядных школьников.
Повсюду в сей день ученики выстраивались перед школами, будто клумбы с цветами перед учителями-садовниками: «На линейку, посвящённую празднику знаний, становись!..»
Праздник? Так ещё бы!.. Но Ярослав уже не мог не замечать перемены и в этот день.
Будто странные сны, или тени, после Великого переворота в Китеже стали просачиваться и сюда. Даже дни как будто стали серее, а небо, отравленное дымом труб, ниже…
Он прошёл, убыстряя шаг, мимо своей прежней школы, с тоскою вспоминая дни, проведённые там за сложением-вычитанием и прописями.
И ещё он никак не мог забыть инструкцию, вывешенную здесь у входа: «педагогический коллектив должен развивать в детях зачатки активной жизненной позиции…» А родители обязаны «стремиться по мере сил выявлять в детях их индивидуальность в коллективной деятельности»…
Брр-зз… Не слова, скрип канцелярский, – будто железом по стеклу. Как хорошо, что он больше не учится тут! «Зачатки» развивать ему ни к чему, как и початки! Да и чем «меру сил» мерить? Так что незачем ему там пропадать!
Когда он прошмыгнул мимо своей старой школы, в затылок ему радостно рубануло: «Мы шагаем дружно! Нам учиться нужно!..»
«Ага! – вздохнул Ярослав с облегчением. – Не могу не согласиться! Но у меня – свой путь!..»
* * *
Конечно, ехать в лицей через половину Москвы – не близко. Метро… пересадки… Но так всё же лучше. Ведь там – его старые друзья, которые тоже поступили в сей удивительный лицей-интернат, съехавшись отовсюду.
И это была новая жизнь. Только чуднáя она какая-то тоже, зачарованная по-своему…
А с друзьями теперь ему пришлось перезнакомиться заново, «развиртуализироваться». Было это ещё на вступительных экзаменах и собеседовании.
Вот же они, толпятся сейчас у парадного входа в лицей! Тут и его курс, и старшекурсники.
Афоня и Иванка весело болтают с Михайлою о каких-то заоблачных материях, сыпя физическими и математическими терминами.
«Гумантариев» же, Алеко и Маёшку, забавляла «мова», коей их потчевал малорос Никоша. А казачат Илейку, Емелю и Лютика, также Булавку и Салавата, более занимали события политические – и современные, и разные исторические утопии. И они о сём жарко спорили.
