Книга Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко

Если гадать о ходе совещаний на избирательном соборе, то вернее всего думать, что немедленно по открытии заседаний кем-нибудь из руководителей его, то есть князьями Трубецким или Пожарским, был поставлен вопрос о кандидатуре Карла-Филиппа. При этом могли раздаться и голоса сторонников кандидатуры Владислава. Но такие предложения не могли иметь никакого успеха у громадного большинства членов собора. Русские люди XVI–XVII веков были преданы национальной идее. Кроме того, неудачный выбор Владислава и последовавшие за ним бедствия еще более отшатнули Русь от мысли о государе-иноземце. В любопытнейшей грамоте игумена Соловецкого Антония к шведскому королю Карлу IX, написанной двенадцатого марта 1611 года, говорится о желании русских людей «выбрать на Московское государство царя и великого князя из своих прироженных бояр, кого всесильный вседержатель Бог изволит и Пречистая Богородица, а иных земель иноверцев никого не хотят. А у нас в Соловецком монастыре и в Сумском остроге и во всей Поморской области тот же совет единомышлено, – сообщает далее игумен, – не хотим никого иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче своих прироженных бояр Московского государства». Писана была эта грамота под влиянием первых воззваний Гермогена об очищении Москвы от польских и литовских людей. Впоследствии к этим врагам явно присоединились шведы, занявшие Новгород, и мы видели, как грамота, призывавшая выборных на «совет всей земли» в Ярославль, поместила «немецких» людей (то есть шведов) в число врагов Руси309.

Таким образом, и без того националистическая масса настраивалась под влиянием событий и всякого рода патриотических воззваний еще более непримиримо к иноземцам. Поэтому поднятый на соборе вопрос об иноземной кандидатуре был, конечно, решен в отрицательном смысле. Решено было также не выбирать государем никого из татарских царевичей, служивших тогда на Руси. Отвергнута была и кандидатура «маринкина сына». Мы видели, что за нее стояли далеко не все казаки; земщина же, разумеется, не могла согласиться на выбор «воренка», ненавистного ей по воспоминаниям о Воре. К тому же он происходил от «еретички» Марины.

Когда пали кандидатуры указанных лиц, мог стать вопрос и «о московских великих родах». Как превосходно показал С. Ф. Платонов, сторона княжат была разбита и не могла выставить из своей среды достаточно сильного кандидата. У стороны прежней дворцовой знати и нетитулованного боярства тоже не было руководителя. Зато жизнь выдвинула новые авторитеты, как замечает названный исследователь. Это были князья Трубецкой и Пожарский310. И мы действительно имеем указания на то, что их кандидатуры выставлялись на соборе311. Про Пожарского говорили даже, что он пытался действовать в свою пользу подкупами. Сомневаемся в правдивости такого обвинения. Честность и скромность князя Дмитрия Михайловича не позволяют верить ничему подобному312. Но несомненно оба военачальника имели своих сторонников. Однако настроенные аристократически, они восстановили против себя очень многих русских людей, и быть может, именно тем, что поставили вопрос об иноземце-царе. Притом Пожарского не любили казаки, а Трубецкой был неприятен земщине.

Наконец, после многих несогласий восторжествовал кандидат, уже ранее «примеренный» значительной частью казачества и к которому давно склонялся народ, то есть земщина. Это был молодой Михаил Федорович Романов. По преданию, которому, кажется нам, можно поверить, о Михаиле Федоровиче заговорил один из уездных представителей, какой-то галицкий сын боярский. Припомнив давние связи Романовых с Костромским краем, поймем, почему именно выборный из Галича назвал такого кандидата и притом принес «выпись» о родстве Романовых с угасшей династией и о том, как «царь Федор Иванович, отходя сего света, вручил свой скипетр и венец братану своему, боярину Федору Никитичу»313. Эта легенда, возникшая уже к поре избирательной борьбы по смерти царя Федора, конечно, была распространеннее всего в родовых гнездах Романовых. Во всяком случае, выступление галицкого сына боярского было поддержано многими лицами как из казаков, так и из земщины, и выбор царя Михаила был предрешен.

Нельзя сказать, чтобы все сразу приняли кандидатуру Михаила Федоровича. Ей оказали известное противодействие или, по крайней мере, против нее протестовали некоторые знатные вельможи: так, новгородский дворянин Никита Калитин рассказывал двенадцатого февраля 1614 года шведам, что из знати только «князь Иван Никитич Юрьев, дядя выбранного теперь великого князя, князь Иван Голицын, князь Борис Лыков и Борис Салтыков, сын Михаила Салтыкова, подали свои голоса за Федорова сына, но князь Димитрий Пожарский, князь Димитрий Трубецкой, князь Иван Куракин, князь Федор Мстиславский, как и князь Василий Борисович Черкасский твердо стояли против. Особенно князь Димитрий Пожарский открыто говорил в Москве боярам, казакам и земским чинам». Пожарский за это, как слышал Калитин, был посажен «за пристава», а «Трубецкого (бывшего в Торжке, сторонника Пожарского, причем оба они были во всем одно, словом и делом) сам великий князь приказал привести в Москву… чтобы он ему присягнул». В этом известии много преувеличений: и Пожарский, и Трубецкой очень быстро присягнули Михаилу Федоровичу и стали ему служить, а Мстиславского даже не было на соборе, пока вопрос о государе не был предрешен314. Вообще слухам, которые сообщали в Швецию, надо доверять с известной осторожностью. Так, в письме некоего Федора Бабарыкина, как доносил в Стокгольм Делагарди третьего августа 1613 года, писанном в конце июня этого же года, сообщалось, что против Михаила Федоровича в пользу Владислава интриговали уже после выборов князь Дмитрий Трубецкой, Федор Шереметев и Иван Никитич Романов315. Трудно, разумеется, поверить подобному известию.

Так же не верим мы и тому сообщению, которое повествует, будто «казаки и чернь сбежались и с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам» и добились избрания на престол Михаила Федоровича. Мы знаем, как русские люди вели себя при выборе Михаила Федоровича и как они проверяли мнение, высказанное на соборе, путем опроса уездных людей. Вряд ли это имело бы место при правильности приведенного сообщения, то есть если бы Михаил Федорович был выкрикнут чернью. Но в разбираемом известии есть любопытные черты. Как основание выбора именно Михаила Федоровича казаки и чернь привели будто бы родство Михаила Федоровича с угасшей династией («Михаил Романов прежнему великому князю царю Федору Ивановичу ближе всех с родни») и то, что «царь Федор Иванович, умирая, поручил и приказал царство отцу этого Михаила Филарету, который теперь в плену в Польше, и его потомкам». Поэтому, скорее всего, в расспросных речах Чепчугова, Никиты Пушкина и Дурова надо видеть тенденциозное искажение и преувеличение происходивших на соборе и во время собора бурных сцен316.

Заседания собора были, по-видимому, шумными. На них много спорили и горячились. Но, когда рядовая земщина и казаки дружно выдвинули своего кандидата, споры и ссоры прекратились. Почувствовали русские люди, что единодушие достигнуто, что Смуте настает конец, и воспрянули духом. Однако решили в таком важном деле действовать как можно осмотрительнее317. Предызбрание царя Михаила Федоровича состоялось седьмого февраля 1613 года, но окончательное решение вопроса отложили на две недели. В это время вызвали в Москву бояр-князей: Федора Мстиславского «с товарищи», чтобы они тоже приняли участие в таком «большом государственном деле». Затем разослали по разным городам Руси верных людей тайно проведывать, «кого хотят государем царем на Московское государство». Двадцать первого февраля посланные собрались в Москве. Приехали туда и бояре. Все они прибыли с единодушным ответом о согласии с соборным избранием. Тогда «в большом московском дворце, в присутствии, внутри и вне, всего народа из всех городов России»318 Михаил Федорович Романов был торжественно провозглашен царем Русской земли.