Книга Загадочные страницы русской истории - Николай Ефимов

В судьбе Павла I эта семья сыграла роковую роль.

В стремлении реформировать Россию, изрядно разоренную женским правлением XVIII века — Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, — Павел Петрович взял за образец Петра Великого. Но если прадед стремился переустроить все по-новому, то правнуку следовало навести в державе должный порядок. Сложно сказать, что труднее.

У Петра были его «новые люди» — иностранцы, представители незнатных и небогатых дворянских родов, выходцы из низов. Их царь противопоставлял старинной аристократии, стрелецкому воинству и откровенно им благоволил, прощая и казнокрадство, и злоупотребления. Тот же светлейший князь Меншиков столько воровал — и ничего, разве что дубиной по бокам получал.

У Павла своих «новых людей» фактически не было. Он не стал приглашать «кондотьеров» из-за рубежа, а верных «гатчинцев» — офицеров, числившихся в Гатчинском гарнизоне в бытность его великим князем, было совсем немного. Да и путных-то из них раз-два и обчелся — Аракчеев, Ростопчин…

Но к своим любимцам государь предъявлял столь же строгие требования, как и ко всем прочим. Попытался, например, граф Аракчеев покрыть своего брата-генерала, подчиненные которого проштрафились в карауле, — и получил в 1799 году отставку. Ростопчин же попал в немилость в феврале 1801 года.

Как писали Лависс и Рамбо, Павел «был исполнен презрения к людям, по крайней мере к тем, которые его окружали; изменчив в своей милости, часто жесток, с легкостью подвергал опале. Однако ему нельзя отказать ни в благородных рыцарских чувствах, ни в искреннем желании облегчить участь низов — крестьян, солдат. Особенную суровость он проявлял по отношению к знати — к придворным, к любимцам Екатерины, к губернаторам, которые угнетали вверенные им области».

Известие о смерти императрицы Екатерины в Гатчину привез граф Николай Зубов, униженно повалившийся Павлу в ноги. Вскоре в ноги императору валился и светлейший князь Платон Зубов, которого Павел Петрович благодарил за верную службу своей покойной матушке и сделал генерал-адъютантом. Впрочем, через год, когда последствия этой «верной службы», принесшей России миллионные убытки, стали очевидны, семья Зубовых была удалена от двора.

Реформаторская деятельность Павла позабыта историками. А ведь государь не знал покоя, возрождая армию и флот, определяя приоритеты во внешней политике (что выгоднее для России — война или союз с Францией?), стремясь наладить государственное управление, искоренить воровство и злоупотребления, улучшить положение основного существовавшего тогда класса — земледельцев. Так, работа на барщине была ограничена тремя днями, и недаром аристократы презрительно называли Павла «мужицкий царь».

Но как мешали делу взрывной, экспрессивный характер государя, его максимализм и… рыцарское благородство его натуры. Павел Петрович не признавал полутонов: если виновен — то сразу с глаз долой, если честен — государево доверие во всем. К тому же император был строг, но отходчив. Его немилость обычно оказывалась недолгой. Всем этим умело пользовались опытные интриганы, всегда окружающие трон.

Вновь обратимся к «Истории XIX века»: «В заговор вошли сыновья тех, кто был в заговоре против его отца (среди них, как и в 1762 г., Панин и Талызин), фавориты его матери (три брата Зубовы), лифляндский барон Пален и ганноверец генерал Беннигсен». Этой фразой дана полная характеристика всем «антипавловским» силам. Вернее, почти всем, ибо в заговор был посвящен и наследник престола цесаревич Александр.

А еще была Ольга Жеребцова, урожденная Зубова, сестра фаворита, которая, по справке «Русского биографического словаря», «принимала видное участие в организации заговора… благодаря влиянию лорда Витворда (английского посланника), с которым была в очень близких отношениях» (по другому свидетельству, «Жеребцова была действительно более чем легкого поведения, но не имела никакой любовной интриги с Витвордом»). Именно через нее поступали английские деньги на убийство русского царя, который своей независимой политикой угрожал интересам далекого островного государства.

Главное же, чем были до смерти напуганы в туманном Альбионе — это возможностью похода на Индию. Лависс и Рамбо писали: «Так как у обоих властелинов [Наполеона и Павла I] был один и тот же непримиримый враг, то, естественно, напрашивалась мысль о более тесном сближении между ними ради совместной борьбы с этим врагом, чтобы окончательно сокрушить индийскую державу Англии — главный источник ее богатства и мощи. Так возник тот великий план, первая мысль о котором, без сомнения, принадлежала Бонапарту, а средства к исполнению были изучены и предложены царем».

Значит план Индийского похода принадлежал гениальному полководцу Бонапарту? Откроем «Очерки истории Франции»: «19 мая 1798 года армия под командованием Бонапарта (300 кораблей, 10 тыс. человек и 35-тысячный экспедиционный корпус) покинула Тулон… и 30 июня начала высадку в Александрии». На вопрос, что именно было нужно французам в Египте, далее говорится: «После распада первой (антифранцузской) коалиции войну против Франции продолжала одна Англия. Директория намеревалась организовать высадку войск на Британских островах, но от этого пришлось отказаться из-за отсутствия необходимых сил и средств. Тогда появился план нанести удар по коммуникациям, связывающим Англию с Индией, план захвата Египта». Кстати, в первоначальном своем варианте идея французского десанта в Египет принадлежала еще герцогу Шуазелю, министру иностранных дел короля Людовика XV, правившего до 1774 года.

Таким образом начинает выстраиваться логическая цепь «наполеоновских» — в прямом и переносном смысле — планов: сначала перерезать коммуникации, потом двинуть войска этими дорогами к «жемчужине Английской короны», как издавна именовали Индию. Об этих планах пишет и Дмитрий Мережковский в романе- биографии «Наполеон»: «Через Египет на Индию, чтобы там нанести смертельный удар мировому владычеству Англии, — таков исполинский план Бонапарта, «безумная химера, вышедшая из больного мозга».

Подтверждая эту версию, современный французский историк Жан Тюлар, автор книги «Наполеон, или Миф о “Спасителе”, гораздо менее экспрессивен: «Оккупация Египта позволяла решить сразу три стратегические задачи: захватить Суэцкий перешеек, блокировав тем самым один из путей, связывавший Индию с Англией, заполучить новую колонию… завладеть важным плацдармом, открывающим доступ к основному источнику процветания Англии — Индии, где Типпо-Сахиб вел освободительную войну с британскими колонизаторами».

Итак, план вторжения в Индию представляется объективной реальностью. Нужно ли это было России?

Война в Европе продолжалась добрый десяток лет и показывала примерное равенство сторон — Франции и Англии. Это противоборство с переменных успехом могло продолжаться еще довольно долго, если бы на континенте не существовало третье великое государство — наше Отечество. А русский царь понимал, что, во-первых, с победителем нужно дружить и, во-вторых, что победителя должна определить именно Россия.

Известный советский ученый А. 3. Манфред так оценивал ситуацию: «Россия в то время экономически и политически значительно отставала от Англии и Франции. Но она намного превосходила их огромной территорией, населением, военной мощью. Сила России основывалась на ее военном могуществе».