Книга Наркопьянь - Алексей Ручий

Наш проводник, укативший за салом, так и не появился. Ближе к утру мы все задремали на бревнах. Какие-то ночные птицы кричали в лесу, из зарослей у реки звал самку селезень. Я сквозь пелену сна пытался прикинуть наш дальнейший путь, но получалось что-то размытое.

Разбудил предрассветный сырой холод. Костер догорел, и среди пепла тлели остывающие угли. Я посмотрел на часы – пора было идти на станцию. Остальные тоже подобрались и вскоре мы выдвинулись.

На станции кучковался какой-то заспанный народ – те же дачники, которых мы видели и вчера в электричке, они все на одно лицо. Ребята сели на скамейку сбоку от здания станции и продолжали дремать. Я закурил.

Минут через пятнадцать подошла наша с Панком электричка, и мы попрощались с ребятами – их поезд шел через полчаса. Напоследок записали их телефоны и забрались в вагон.

В вагоне было прохладно и так же, как и на улице, веяло густой утренней сыростью. Хотя нам было плевать и мы тут же уснули, растянувшись на лавках. До Бологого нас так никто и не побеспокоил – видимо, проверять билеты в столь ранних электричках не входило в планы ни одного контролера.

В Бологом светило утреннее летнее солнце. Мне было муторно и очень хотелось блевать – похоже, вчерашние сосиски не прошли через организм без последствий.

- Ты как себя чувствуешь? – спросил я Панка.

- Нормально.

- А я вот, похоже, отравился.

Посмотрели расписание на станции – электричка до Твери шла через час. Панк уломал меня купить пиво. Хотя пить мне хотелось меньше всего. Мы пошли прогуляться по поселку.

Поселок был каким-то хмурым, несмотря на светившее солнце, и еще более провинциальным. Все это навевало тоску. Мы дошли до озера.

Из воды торчали коряги, а по ее поверхности плавал мусор. Меня стошнило. После этого, вроде, стало легче. Я даже выпил с Панком пива.

- Да уж вчерашние сосисочки теперь не скоро дадут мне спать спокойно, - выдавил я с кривой ухмылкой.

Мы допили пиво, сидя под деревьями у озера, и пошли назад на станцию, вот-вот должна была подойти электричка. На станции гудели пассажирские поезда и грохотали товарные составы…

…И опять вихрь электрички, мчащейся к югу. Дачники, лопаты, звуки гитары, короткая перебежка от контролеров… Я уже начинал втягиваться в походный ритм жизни. Мешало только проклятое пищевое отравление.

В Твери я первым делом снова проблевался. Потом мы пошли смотреть расписание – это уже входило в привычку. Узнав, когда ближайшая московская электричка, мы вышли в город. На здании станции висела растяжка «С днем рождения, любимый город!», откуда-то неслась музыка.

- Тут по ходу праздник, - сказал Панк.

- То-то мне так радостно, - уныло заключил я.

Панк опять потребовал пива, а я решил взять газировки. Мы дошли до троллейбусной остановки, где тянулась гряда ларьков. Быстренько совершили покупки и встали в тенек. Панк тут же открыл пиво, а я свою газировку.

Газировка неприятно резанула по желудку, и меня опять чуть не вывернуло. Да что же это такое! Уж какой только дряни не ел, но чтобы так… последний раз я отравлялся в далеком детстве.

Я выкинул бутылку с недопитой газировкой в урну и взял у Панка пиво. Пиво входило внутрь лучше. Мы допили и решили возвращаться на станцию – ждать электричку там.

В подземном переходе возле станции, в который мы спустились, стояли три мента и проверяли документы у двух парней с электрогитарой и комбиком. Мы подошли к ним.

- Что случилось, товарищ начальник? – попытался пошутить Панк, но шутка вышла неудачной. Мент хмуро посмотрел на нас и потребовал наши документы тоже. Мы показали.

Два мента отошли в сторонку, а третий, тот, что проверял документы, сказал нам и парням:

- Билетов на проезд у вас, я так понимаю, нет. В Твери вы не прописаны. Нарушаем порядок, граждане… Сегодня, тем более, праздник, день города… а вдруг вы – террористы?.. Как решать-то будем?

Я сразу понял, куда он клонит. Борзый, сука. Я достал сотню из кармана, стараясь не светить оставшиеся деньги.

- Вот все, что есть, - сказал я менту. Тот оглянулся по сторонам и, увидев, что никого поблизости нет, принял сотню. Потом перевел взгляд на парней. Те сделали то же, что и я.

- Ладно, идите, – мент, похоже, потерял к нам интерес, заработав на вечернее пиво, - там на перроне московская электричка уже стоит, садитесь в нее и сидите тихо. И чтоб я вас здесь больше не видел!

Электричка действительно стояла на перроне, вагоны были пусты, но двери открыты. Мы зашли внутрь и уселись на скамейки. Познакомились с парнями. Их звали Андрей и Роман, они тоже ехали в Москву из Питера, по пути играли в электричках на электрогитаре и тем самым даже заработали какую-то сумму денег.

- Спасибо, что подошли там, в переходе, - сказал Андрей, - с четырьмя они уже не захотели связываться. А деньги мы вам вернем – сейчас электричку пройдем и отобьем сумму. – Он достал из кармана платформу таблеток. – Будете?

- А что это? – спросил я.

- Достаточно сильное обезболивающее. Меня его побочный эффект прет.

Мы с Панком приняли из его рук таблетки и съели по одной. Хотя нет – я съел две.

- И что за побочный эффект? – попытался уточнить я.

- Увидишь, – Андрей откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза.

Я предложил Панку выйти на платформу покурить, тот согласился. На платформе-то и начало крыть. Это было странное ощущение сменяющих друг друга волн слабости и внезапного прилива сил, в голове творилась какая-то жуткая муть, не дающая собраться с мыслями.

- Вот, бля, эффект, - коротко заключил Панк и замолчал. Надолго. Мне тоже не хотелось говорить. Мы вернулись в вагон.

- Ну что, вы как? – спросил Андрей.

- Да как-то странно, - выдавил я.

Роман достал банку пива и, открыв ее, принялся пить. Потихоньку вагон начал заполняться людьми. Сквозь стекла било солнце, создавая неприятную световую мозаику в глазах. Я попробовал зажмуриться, но под веками плавал тот же неприятный свет. Да уж, действительно странный побочный эффект.

Вскоре электричка тронулась. Тверь осталась позади. Проехав пару станций, парни встали с мест, прихватив электрогитару и комбик.

- Пошли – поработаем, - улыбнулся Андрей нам.

Мы нехотя поднялись, куда-то идти не хотелось – ноги были ватными, накатывала апатия. Вот и съели обезболивающего. Радовало одно: на фоне новых неприятных ощущений забылась резь в желудке и рвотные позывы от вчерашних сосисок.

Мы обогнали парней и прошли на несколько вагонов вперед. Они остались позади, играть и петь. Так они зарабатывали себе на жизнь. А жизнь неслась размазанной вереницей деревьев и рельс за окном, сменяющими друг друга унылыми провинциальными поселками, переездами с редкими автомобилями, замершими у шлагбаумов, равнодушными лицами людей в вагоне и за пределами его.