Книга Осторожный убийца - Джеймс Хедли Чейз

Он проверил все внутри машины и, не сумев найти никакого повода для выражения неудовольствия, занял, наконец, свое место.

Я подвез генерала к кафедральному собору.

Все было повторением вчерашнего. Он опять обследовал каждый дюйм собора. Он стоял и смотрел на микеланджеловскую “Пьету” так, будто видел ее впервые, и снова слушал ее историю. Снова с восхищением рассмотрел все детали бронзовых дверей Баптистерия, восторгаясь работой Гиберти; побывали в капелле Медичи, и я снова рассказывал историю этой семьи, пока он совершенно так же, как и накануне вечером, сидел перед работой Микеланджело “Ночь и день”.

Казалось, он пропитывался информацией с тем же фанатичным интересом, что и вчера, но я теперь не был таким увлеченным дураком. Он даже купил те же открытки с теми же видами.

Мы вернулись в отель к ленчу.

– Какие планы на сегодняшний вечер? – спросил он, когда выходил из машины.

– Если вас интересуют картины, то предлагаю галерею Уффици, там выставка шедевров крупнейших итальянских художников.

– Я интересуюсь картинами, – сказал он. – А вы много знаете об этих картинах, сержант?

– Не очень, но все же несколько интересных историй знаю, сэр. Если же вам нужны будут подробности, то можно взять гида.

– Я не хочу подробностей. Должен заметить, что вы сами должны рассказать мне обо всем. В четырнадцать ноль-ноль.

Несколько раз я испытывал искушение позвонить майору Кею, но сдержался и не сделал этого. Я решил понаблюдать, что будет дальше. Если его поведение будет таким же странным, я позвоню майору утром.

После ленча мы отправились в галерею Уффици.

Я был рад тому, что перед войной проводил в галерее по многу часов в день. Оказалось, что я помнил многое, и мои знания сослужили мне хорошую службу. Генерала интересовали и подробности жизни художников, и как они смешивают краски, и даже замыслы Боттичелли после создания им “Весны”. Он опять задавал массу вопросов.

В отель мы вернулись около шести часов. Он купил пачку открыток тех шедевров, которые ему особенно понравились, и приказал мне подняться к нему в номер и просмотреть их вместе с ним. Я еще раз рассказывал о каждом живописце, а он записывал сказанное на обороте открыток. Мы занимались рассматриванием открыток до половины восьмого.

– Закончим это завтра, – сказал он, откладывая открытки. – Сегодня я доволен вами, сержант. Вы хороший гид. Хотел бы я знать столько, сколько вы знаете о художниках. Искусство всегда меня интересовало.

Я посоветовал ему прочесть книгу Вазари “Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих”, и он сделал соответствующую отметку в своей книжке.

– Идите обедайте. Что у нас сегодня на вечер?

– Все, что прикажете, сэр.

– А, – он равнодушно посмотрел на меня, – не скажете, есть ли здесь что-нибудь с голыми ножками? Забавно было бы расслабиться.

– Есть одно место, сэр, но оно не очень респектабельно.

– Я рискну. Мне надо отвлечься, сержант. Нельзя же заниматься книжками день и ночь. Так что займемся шоу с ножками!

Сердце у меня упало.

– Да, сэр.

– Ровно в двадцать один ноль-ноль, сержант.

– Да, сэр.

Я представил себе пять часов ожидания в машине.

Когда мы встретились в девять часов, у меня в боковом кармане были полпинты шотландского виски и роман в мягкой обложке. Уж сегодня-то я не буду, как пень, сидеть пять часов в машине, изнывая от скуки, ну и, кроме того, мне есть о чем подумать.

Я отвез генерала в то же самое казино, что и вчера.

– Подождите меня, я здесь долго не задержусь. Но на этот раз я уже не был дураком, а потому немедленно и с удобствами расположился в салоне с книгой в одной руке и скотчем в другой. И забыл о нем.

Около одиннадцати я случайно оглянулся и увидел, что он стоит у дверей казино и пялится на меня. В одно мгновение я подогнал машину и остановил перед ним.

– Какого черта вы мечтаете, когда должны ждать меня?! – заорал он низким взбешенным голосом. – Я научу вас бодрствовать! Вы лишитесь ваших сержантских нашивок, и я прослежу, чтобы вы не получили следующего звания!

– Да, сэр, – ответил я, вытянувшись по стойке “смирно”.

Он влез в машину.

– Поезжайте до конца улицы и там остановитесь.

Он был пьян, но не так сильно, как накануне. Я доехал до конца улицы и остановился.

– Подождите. Мы молчали.

Молчали, может быть, минут десять, когда я услышал шаги на тротуаре.

– Откройте дверцу, – приказал генерал.

Я вышел.

По улице, по направлению к нашей машине, шла высокая светловолосая девушка в меховом пальто и туфлях на высоченных каблуках.

Ей было не более двадцати двух – двадцати трех лет, но по одежде и манерам ей можно было дать около тридцати лет. У нее были большие холодные глаза, и даже яркая, грубо наложенная помада не скрывала алчность и жесткость ее натуры.

Она остановилась возле машины. Я открыл дверцу.

Когда она садилась в машину, меня обдало запахом дешевых духов: дрянь того сорта, выбить запах которых потребуется не один глоток свежего воздуха, а вылила она на себя наверняка не меньше полуфлакона.

Она села рядом с генералом и похлопала его по руке.

– Великолепная машина, дорогой, – сказала она, показав свои мелкие белые зубы. Ее пальто распахнулось, открыв высокую грудь, – настоящая итальянка. Ее свободное вечернее платье, казалось, было специально предназначено для быстрого раздевания.

– Где вы живете? – спросил генерал, глядя на нее с вожделением уличного бандита.

– На Виа Специале, дорогой.

– Вы знаете, где это, сержант? – спросил он, взглянув на меня.

– Да, сэр.

– Поехали.

Я захлопнул дверцу, вцепился в руль и рванул по Виа деи Маджазини, мимо прекрасной церкви Орсанмичеле, на Виа Специале. Тут я притормозил.

– Это здесь, сэр.

– Дом напротив фонарного столба, – сказала девушка, наклонившись вперед.

Я подъехал к фонарному столбу, вышел и открыл дверцу.

Девушка, вылезая из машины, быстро и лукаво подмигнула мне, потом пересекла тротуар и, открыв сумочку, достала ключ.

Генерал медленно вылез из машины и, нахмурясь, разглядывал высокий, узкий и темноватый дом.

– Ждите здесь, сержант, – сказал он тихо. – И не мечтайте; если я крикну, бегите ко мне.

Он подошел к девушке, ждущей его у открытой двери.

Я слышал, как она сказала:

– Постарайтесь не шуметь, дорогой. Я не уверена, что здесь нет моих друзей.