Книга Лик избавителя - Наталия Ломовская

– Первым делом, значит, в ванну. Большую ванну горячей воды с пеной. Потом огромную чашку кофе и что-нибудь сладкое, торта вот такой кусище или конфет шоколадных…

– Ты только что жир себе откачала, – жестоко напомнила ей Маша. – Опять отъедаться начнешь?

– Дай помечтать-то! – обиделась Алина. – Я тут пять килограммов сбросила, если не больше. Стресс сжигает калории, это все знают.

– Не-ет, а я поеду к морю, – сказала Маша. – Сяду и буду просто смотреть. Чтобы глазам простор был. Подумать только – ни стен, ни потолка, только море и небо, до самого горизонта…

Ждать им пришлось недолго – послышался далекий гул, подъемник включился, запахло едой.

– Гороховый, – заметила Алина, поведя носом.

А затем, как договаривались заранее, она кинулась к подъемнику, распахнула дверцу и закричала, задрав голову вверх:

– Эй! Ты! Урод! Курить охота! Сигарет дай! Жалко тебе, да?

Стася поморщилась. Ей хотелось зажать уши, да вот руки были заняты – ими она прижимала к груди лопату. По мнению Маши, металлический заступ лопаты может в первое мгновение заменить Стасе бронежилет – уберечь ее от удара. В одном кармане лежали маникюрные ножницы, в другом – пилка для ногтей. В общем, вооружена Стася была до зубов.

Кастрюлю, покрытую буро-желтыми потеками, Алина стащила с платформы, а взамен обеда на доски ступила Стася. Никто ничего не сказал. В полной тишине платформа уползла вверх.

Подъемник двигался медленно и торжественно, так что Стасе пришла в голову мысль о крематории. Ей случалось видеть в кино, как многозначительно опускается гроб в огненную бездну. Но тут, подумала она, наоборот – платформа поднимает ее из ада… Только куда?

В гараж, в обычный гараж. Там стояла на эстакаде побитая «копейка», валялась ветошь и инструменты. Одним словом, самая мирная обстановка, и ничего зловещего в ней не было.

Ничего и никого. В гараже оказалось пусто. Но ведь кто-то должен был спустить вниз кастрюлю с едой? Кто-то включил подъемник? Быть может, он уже ушел? А может быть, спрятался? Стася напряженно вглядывалась в хоронившуюся по углам тьму. Света мало. Свет – дневной, разжиженный, зимний свет проникал сквозь неплотно притворенную дверь. Дверь! А за ней – обычная, нормальная жизнь, в которую можно сейчас же вернуться…

«И чтобы я еще хоть раз…» – подумала Стася. Вожделенная дверь была так близка, от нее отделяло всего три шага, но там, внизу, под Стасиными ногами, сидели, замерев, как зайцы, две ее подруги по несчастью, и их нужно немедленно вызволить.

«Может быть, лучше убежать и позвать на помощь? Но кто знает, как тут дело повернется? Вдруг тот, кто посадил нас сюда, заметит мое отсутствие и отыграется на них?»

Все это вихрем пронеслось в голове Стаси, и она сделала шаг назад, прочь от приоткрытой, манящей двери. Наклонилась над платформой, прочно закрывшей лаз в бункер, и прокричала:

– Э-эй! Девчонки!

– Э-эй! Э-ге-ге-гей! – донеслись снизу восторженные вопли.

– Сейчас я вас вытащу! Сейчас! Только соображу, как эта штука работает!

От платформы тянулись тросы, Стася запрокинула голову, и тут же темнота, затаившаяся в углу за ее спиной, по-кошачьи прыгнула к ней, схватила за горло, затянула петлю – мягко, неуклонно, неотвратимо.

«По крайней мере, я попыталась», – подумала Стася, когда мягкая петля ослабла и темнота разомкнулась. Ей показалось, что она снова попала в погреб. Но нет. Стася очнулась в незнакомой комнате. Она лежала на диване, напротив окна. В окно лился свет. Только вот до свободы Стасе было все так же далеко – правая рука была пристегнута наручниками к какой-то трубе.

– Но кто напал на меня? Там ведь никого не было!

– Это я, – раздался голос.

Женский голос.

Сама женщина сидела в кресле-качалке у окна. Перед ней стоял столик с чайным прибором. Больше в комнате не было никакой мебели, только вдоль стен расставлены стулья. Женщина укуталась синим пледом до самого подбородка. Немудрено, что Стася ее не сразу заметила. Под ворсистым пледом очертания тела почти не видны. Лицо женщины в обрамлении золотых, сухих, пышных, как облако, волос казалось очень спокойным. Она посмотрела на Стасю приветливо, будто та зашла к ней вечерком на чашку чая.

– Здравствуй, девочка моя. Как ты себя чувствуешь?

– Отвратительно, – ответила Стася, решив, что для реверансов теперь не время. – Я всегда так себя чувствую, когда на мне наручники.

Женщина улыбнулась.

– Как мило! Что ж, я рада, что тебе не изменило чувство юмора. Впрочем, у твоей бабушки, скажем, совершенно не было чувства юмора. И ничего – прожила большую счастливую жизнь…

– Вы знаете Люсю? – перебила ее Стася.

– Знала. Знала, о ней нужно говорить в прошедшем времени. Ее больше нет, правда?

– Да, – согласилась Стася.

– Я почувствовала, – женщина начала раскачиваться вместе с креслом. Спокойствие покинуло ее лицо. Теперь она выглядела, как человек, испытывающий постоянную боль. – В тот же день. Сердце подсказало.

Стася хотела сказать женщине, что она могла бы не утруждать свое сердце такими не свойственными ему функциями. О кончине Людмилы Ковалевой писали в газетах, показали даже несколько телевизионных сюжетов… Но промолчала.

– Если она ушла, то королева теперь я.

В ее голосе послышалась вопросительная интонация. Она явно хотела, чтобы Стася с ней согласилась. И Стася кивнула. Пожалуйста, ей-то что! Королева, маршал Жуков, папа римский, хоть Наполеон!

Женщина хлопнула в ладоши.

– Превосходно! – заговорила она со злым торжеством в голосе. – Очень вовремя! Теперь, когда мне самой не так долго осталось жить, она уступила мне свою власть! Старая сука! Дрянь!

Она так сильно толкнула столик, что на нем жалобно зазвенела посуда и одна чашка упала с прощальным звоном.

– Глеб! – закричала женщина. На лице и шее у нее появились багровые пятна. – Глеб! Я пролила свой отвар! Принеси мне еще!

И через несколько секунд в комнате появилось третье лицо. Разумеется, тот самый злосчастный охранник, который увел Стасю «к Вагаеву на осмотр». Сейчас он выглядел иначе, нежели в клинике. Там он был уверенный в себе, улыбающийся, подтянутый парень. Дома же он ходил в женском махровом халате. Лица его Стася не могла видеть – Глеб не смотрел в ее сторону. Он не сводил глаз с чашки, которую держал в руках. Он шел очень медленно, шаркая по полу подошвами расхлябанных домашних туфель. Ложечка звенела о край чашки. Чем ближе Глеб подходил к женщине в кресле, тем громче она звенела.

– Сколько раз говорила тебе – вынимать ложку! – взвизгнула женщина. – И приносить чашку на блюдечке. На блюдечке! Дебил!

– Да, мама, – ответил Глеб. Он поднял голову, и Стася поразилась – какое же у него мутное и тупое лицо! – Тебе нужно что-нибудь еще?