Книга Голем, русская версия - Андрей Левкин

Уже ничего и не хотелось. Жилось тихо и как-то без идей по поводу того, что эту зиму делать. Приятельница давно вернулась с юга, иногда я к ней ездил. У нее все еще сохранялись белые треугольнички на сосках и лобке. Сдал чистовик перевода, ждал, когда дадут новый — обещали через неделю. Я их попросил, чтобы уж детектив какой-нибудь, а то любовь у них всегда одинаковая.

Зашел однажды к Башилову. Он мыл пол в прихожей. Дело было сложным, потому что география сквота была обширной — возле входной двери столпились пять комнат (две из них были соединены в некий блок с какой-то вовсе смешной прихожей), рядом была еще одна комната, в углу прихожей еще одна. Возле нее коридор сворачивал направо и уходил вдаль, в моменте поворота справа была еще одна большая комната — проходная с двумя дверьми — прямо ко входу и в коридор. В этой-то комнате летом и был найден тайник дореволюционных времен. Далее по коридору была ванная, туалет и еще одна комната, в которой жил Башилов после того как отселился из продырявленной проходной (дыру там так и не заделали). Дальше была кухня, она же прихожая у черной лестницы.

Так что Башилову приходилось с ведром ходить чуть ли не двадцать метров в один конец, чтобы сменить воду и прополоскать тряпку. Теперь, впрочем, он уже заканчивал.

Отправились на кухню, пить чай.

Там сидела Катя, та самая жительница сквота, которая понравилась Галкиной. У девушки была своя история: она не могла перенести, когда до нее дотрагиваются, — это не шутка и не заморочка, а реальная болезнь, о которой она в той или иной форме предупреждала. Без трагизма, обыденно и привычно, как, скажем, старик предупредит о том, что не слышит на левое ухо. Как уж она жила в сквоте с его не вполне безупречной сангигиеной, я не знаю, возможно, что ее тактильная брезгливость была связана только с людьми. Она делала что-то ювелирное, не из драгметаллов, а из веществ простых вроде чугуна и еще каких-то железяк. Производились как предметы типа "от кутюр" — для тех, кто въезжает, обычно — маленькие монстрики, похожие на раздувшихся младенцев, по образцу картин художника Гигера. Ну и ширпотреб, хорошо, по словам Башилова, расходившийся по салонам — ее висюльки были весело сделаны.

Что ли получалось, что ее тактильность была ориентирована только лишь на прикосновения металла, сначала холодные. В соответствии со своей особенностью, она никогда никому не мешала — сидела себе, курила и читала "Изюминку" линии "СПИДа-Инфо". Сочетание содержимого газеты и ее личных особенностей выглядело прелестно.

— Что нового? — спросил я Башилова.

— У меня-то что? Это у тебя, говорят, постоялец появился.

— Да кто говорит-то? — удивился я.

— А он сам и говорит. Довольный причем. Шутил, что у тебя тоже скоро сквот будет, жаль только, что комнат маловато. Так что ты зови, когда соседа по лестнице отселить захочешь. Мы придем и его запугаем, и он немедленно уедет в Америку.

— А у тебя с ним что за дела? — спросил я осторожно.

— Да какие, никаких. Он что ли не то чтобы прилипчивый, но действует по непрерывности — тогда его твоя девчонка к нам завела, так он с тех пор время от времени и заходит. Болтаем о том о сем. Я ему, разумеется, про софиологию рассказал, он даже обещал подумать на эту тему. Но у него, кажется, не очень хорошо с художественным мышлением, потому что он начал- что-то говорить о ловушках, в которые надо ловить факт присутствия.

— И придумал?

— Я же говорю, что обещал подумать. Может, что-нибудь и сообразит. Хотя что ж такое — ловушки какие-то?! Прямо противоположный подход — Дух, понимаешь, дышит где хочет, а он ему — ать и ловушку. И еще подманивать как-то придумает.

Башилов выглядел каким-то отрешенным и поддерживал разговор несколько автоматически.

— Он вообще странный человек, — сказала вдруг Катя.

— А то, — пробурчал Башилов, — будто кто-то этого не знает. Только про это все и говорят.

Кажется, в его словах сквозила известная ревность к Голему, чем, по всей видимости, и объяснялось его отрешенное состояние. Видимо, косвенно она переходила и на меня, раз уж он, Голем, у меня поселился. Как-то он тут влиял.

— Да нет, в самом деле, — поморщилась Катя, — он меня как-то случайно задел и ничего. В смысле, никакой реакции. Меня же физиологически передергивает. Сразу спазм где-то в животе возникает. А если кто-то будет меня пытаться удержать, то и стошнит. А вот он не действует — нет спазма.

Надо сказать, что ее конституция нимало не отвечала ее особенностям — она была крепенькой, не так что кровь с молоком, но вполне румяная и основательная. Ей бы пошла коса, но косы не было, имелся некоторый русый хвостик.

— Вы что, танцевали что ли? — удивился и тем самым впал в свое нормальное состояние Башилов.

— Да нет. он отсюда уходил, недели две назад было, — сказала девчонка, — а я поднималась. Каблук подломился, я начала падать, а он меня под локоток и в охапку. И ничего. Странно это.

— Ну вот, — констатировал Башилов. — Значит, теперь у тебя есть с кем потанцевать. Так что надо будет в ближайшее время устроить танцульки.

— Ну так и устрой, — даже покраснела ювелирша.

— А ты ему предложи другую акцию, — мрачно предложил я. — "Отыщи в себе дебила!"

— И? — Башилов заинтересовался.

— На предмет намеков, о которых ты однажды говорил. Человек, обнаруживший в себе дебила, уже не может не быть счастлив. Таким образом, небесное волеизъявление скажется конкретно в нем — и будет зафиксировано косвенным образом. То есть он сам станет одной из ловушек, о которых говорил.

— Злой ты стал, — хмыкнул Башилов. — Хотя идея неплоха.

Галкина и Голем

В начале октября встретил на улице Галчинскую. Она волокла громадную сумку и еще два пакета, причем шла с таким решительным видом, словно направлялась кому-то сказать, что "я к тебе переезжаю". Тонкий стан ее был практически схвачен шелками и накрыт плащом сверху, то есть — она была в новом платье, что то ли дисгармонировало с ее пакетами, то ли наоборот. Шла она, конечно, в сторону дома, а сумка была просто тяжелой. Сумку я у нее забрал.

— Я тут накупила просто на неделю вперед всего, — что ли оправдываясь, сообщила она. — Не рассчитала малость. Ты куда пропал-то?

А это на самом-то деле не я пропал. Со времени ее идеи про переселение Голема я к ней заходил несколько раз — ни разу не застал. Она звонила однажды, вскоре после того разговора, — не знаю откуда, в гости не звала, выясняла, как дела с проектом переселения. Я ей ответил, что все практически удалось (это было после того, как мы с ним договорились, и до того, как он переехал). А она снова пропала. Я снова заходил, а ее не было или же она не открывала. На аллейке часто сидел, не торопился специально, вдруг бы встретились. Ну вот и встретились. Я-то думал, что все успокоится как-то у меня с ней, не успокаивалось. Теперь она выглядела неприкаянной какой-то, да еще в этом платье, тело внутри которого еще не обвыкло. Что ли накрутила она себе каких-то установок и препозиций, а теперь хочет жить внутри них, да чтобы еще и хорошо было. А еще шло от нее какое-то желание, оно как бы касалось моего желания, уже вполне конкретного, но с ним не складывалось, не вкладывались они друг в друга.