Книга Разведка - это пожизненно - Всеволод Радченко

21 мая 1978 года американцы дали в прессу сообщение об аресте трёх советских граждан, сотрудников ООН. Они были задержаны «при изъятии из тайника документов одного из особо засекреченных проектов ВМФ США в области подводного вооружения». Задержаны были Зинякин, Энгер и Черняев. Заявление по делу сделал на высшем уровне директор ФБР Уэбстер, подчеркнувший, что задержанные являются советскими разведчиками, сотрудниками КГБ. ФБР вскоре назвало своего «информатора» по делу: офицера ВМС США А. Линдберга. ФБР утверждало, что вело дело Линберга с самого начал и всё то, что происходило до дня ареста советских разведчиков, было под их контролем и координировалось со штабом ВМС США. В заявлении ФБР была странная деталь. Как и для какой цели американцы позволили передавать нам в течение нескольких месяцев сотни кадров с документальными материалами важной военной базы, если «ФБР контролировало дело»? Задержание должно было быть разыграно с помпой. Сообщалось, что слежка проводилась десятками бригад наружного наблюдения и даже с использованием вертолёта. К месту тайника выходил один Зинякин. Два других, Энгер и Черняев, остались в двух кварталах. Зинякин, подходя к месту закладки, особым чутьём разведчика почувствовал что-то неладное и пошёл в сторону. И тогда из засады был буквально схвачен фэбээровцами. Наружники в первый момент пытались всучить Зинякину упаковку бумаг. Видимо, по сценарию было задумано зафиксировать изъятие документов из тайника и использовать как документальный материал. Но не получилось. Одновременно были задержаны, без каких-либо объяснений, Энгер и Черняев. Зинякин вскоре был отпущен как обладатель дипломатической неприкосновенности, а Черняев и Энгер, после попытки допроса, препровождены в тюремные камеры.

После принятия решения о работе с Линдбергом с ним был проведена одна, но обстоятельная личная встреча. Было решено, что вся работа по делу будет проводиться только через тайники. Документы в плёнках от Линберга, деньги и возможные вопросы от нас. Места операций, время, условные сигналы «о закладках» были тщательно проговорены. Линдберг проявил полное понимание. Было решено, что на первом этапе пока не будет полностью очевидна достоверность и подлинность документов, мы не будем отрабатывать усложнённые формы связи, тайнопись, микроточки и тем более сложные средства технической связи. Конечно, были обусловлены формы связи, но только на предмет непредусмотренной и длительной потери контакта. Исключалась возможность выхода Линберга на какой бы то ни было контакт с советскими представителями. В то же время были предприняты самые строгие меры секретности, как в резидентуре, так и в Центре, при работе с полученными документами. Точнее говоря, с фотокопий убирались даты, номера, подписи, различные штампы, то есть все возможные индивидуальные признаки, но содержание не спрячешь, тем более в научно-технической документации.

Документы далее передавались в специальное подразделение Управление научно-технической разведки, минуя даже секретариаты наших управлений. Это управление далее передавало материалы по своим секретным каналам в институты вооружённых сил, получало оценки, возможные вопросы и задания.

В последующие дни последовал обмен жёсткими дипломатическими нотами. Наших товарищей пытались допрашивать и склонять «к сотрудничеству», а проще говоря, к измене. Была попытка оказания психологического давления. Например, Черняева перевели из одиночной камеры в камеру с двумя наглыми громилами, неграми. Резкий протест нашего консула пресёк такие попытки давления. Несмотря на холодную войну, существовали неписаные правила борьбы разведок.

Американцы извлекли из шумихи в прессе пропагандистскую выгоду. Служба ФБР получила похвалу в комиссии конгресса и обещание существенно повысить их бюджет. Появились намёки на судебный процесс над советскими шпионами. Странно, но Линдберга начали называть не фигурантом дела, а свидетелем. В нашем Центре тщательно изучали варианты развития событий. Никаких данных о причинах провала не поступало. Вскоре Центр привлёк к изучению дела опытного советского юриста, специалиста по американским правовым нормам. Он поехал в Штаты, чтобы на месте посмотреть на дело в контакте с местными коллегами. В Москве готовились к худшему. Американцы раздували «кадило». Отказались от предложения отпустить для проживания наших ребят до суда в посольстве под залог. Становилось ясно, что только другие решения могут поправить дело. Нами было выдвинуто предложение о захвате и аресте американца у нас в Союзе для дальнейшего обмена на наших разведчиков. Идея был не нова. Обмены осуществлялись и до этого, и после. Идея получила высокое одобрение, и указание было дано самим председателем Комитета нашей контрразведке. На совещании во Втором Главном управлении было уточнено, что американский кандидат не должен быть дипломатом, должен работать в Союзе продолжительное время, быть хотя бы на подозрении в разведывательной работе. Наша контрразведка работает хорошо. Уже через несколько дней подходящий американец был задержан в одном из волжских городов. Конкретно, он был задержан за валютные операции. Тогда с этим у нас было строго.

Американец явно занимался сбором информации, часто бывал в посольстве в Москве. В надежде на согласие американцев на не совсем эквивалентный обмен нас ободряла получаемая из Нью-Йорка информация, что у ФБР возникли пока что скрываемые затруднения в организации «шпионского» процесса. Высокие военные и администрация Белого дома не хотели видеть на суде старшего морского офицера в качестве шпиона. Роль свидетеля обвинения также, видимо, была не ясна. Особенно при дотошных журналистах и профессиональной юридической защите. Но события превзошли все наши ожидания. В практике обменов обычно заинтересованная сторона начинает зондаж через далёких от дела юристов, затем выходит на контакт с «компетентными» представителями другой стороны. Согласовываются малейшие детали: точное место и время обмена, гарантии. Характерен пример обмена нашего крупного нелегала полковника Абеля, осуждённого в США. После того, как он был выдан предателем, — на американского лётчика Пауэрса. Как известно, Пауэрс был сбит нашей ракетой над территорией Союза на сверхвысотном разведывательном самолёте У-2, осуждён в Москве и находился в нашей тюрьме. Переговоры шли долго и трудно, а обмен проходил именно так, как показано в фильме «Мёртвый сезон».

Но этот раз всё было иначе. Американцы явно были напуганы тем, что задержанный после «промывания мозгов» на Лубянке даст разоблачающие показания, в Москве разразится громкий судебный процесс. Стало очевидным, что задержанный американец являлся или кадровым сотрудником ЦРУ, находящимся на стажировке в России под «глубоким прикрытием», или доверенным агентом разведки с широким заданием.

Уже на следующий день посол США в Москве в конце рабочего дня попросил срочную встречу в Министерстве иностранных дел и был принят заместителем министра, который был полностью в курсе дел. Дискуссии не было. Посол попросил отпустить американца и тут же согласился принять наши требования освободить наших товарищей. Было согласовано, что «обмен» состоится на следующий день, примерно в одно время, и не будет никаких препятствий с обеих сторон в отношении немедленного выезда освобождённых.

У нашей стороны была только одна цель — освобождение Энгера и Черняева, она была достигнута. Опытные наши специалисты говорили, что никогда ещё так быстро и чётко не договаривались. Могут же, когда захотят!