Книга Русичи. Западня для князя - Татьяна Бурцева

Себя он видел сейчас одинокой орешиной, противостоящей стихии.

Вот сейчас как и всегда. Я готов к бою. Я не знаю, что принесет мне завтрашний день. Имею ли волю выбирать? Скорее всего, нет. Смогу ли я победить? Не знаю. Просто иногда чувствую, что должен поступить так, а не иначе.

Если стоишь над пропастью и знаешь, что должен сделать шаг вперед, все в тебе протестует. И так, борясь с собой, ты делаешь этот шаг.

А еще это бывает похоже на то, как ты идешь навстречу буре. Ветер пригибает тебя к земле, не дает идти, а надо. Хоть один шаг, и ты победил.

Я знаю, что бороться — это правильно. Один лишь неверный поступок, и назад вернуться трудно.

Есть такие моменты в жизни, когда будущее проверяет тебя, как бы спрашивает: а достоин ли ты жить дальше? Вот в такие моменты вопреки всему я должен сделать верный выбор. Чего бы это ни стоило. Минута слабости может необратимо изменить всю жизнь. И напротив, правильный поступок может стать вратами в следующий виток твоей судьбы.

Поэтому я не боюсь выбора. Сегодня я буду сражаться. И в первую очередь с собой, своими страхами, слабостями и грехами.

Если моя душа будет чиста, я просто обязан победить.

Я не боюсь. Потому что страх — это смерть. А я должен жить. Жить, пока не пройду свой путь до конца.

Даруй мне, Господи, пройти его достойно.

— Нам нельзя впадать в панику, — наконец произнес он в сгустившейся тишине, — нужно срочно вызвать Василька и княжича Льва. А пока — продолжать готовиться к обороне. Мы не так слабы, как может показаться татарам.

Все обернулись к сотнику, пораженные простотой решения.

Тот стоял посреди горницы, и лицо его выражало решимость, так недостающую спорщикам.

Потом его словно озарил солнечный свет. Он внезапно и широко улыбнулся кому-то, кого видел в сенях. Одновременно все посмотрели в том направлении. По рядам пронесся вздох.

В дверях стоял Даниил, князь Галицкий, совершенно очевидно находящийся в добром здравии.

— Иногда преждевременная кончина помогает сделать любопытные выводы, — сказал он.

Князь Даниил возвращался с соколиной охоты. Его сопровождала малочисленная дружина. Охота была удачная, поэтому князь был весел. А если князь позволил себе отвлечься от тяжких дум, то дружинники тоже находились в приподнятом настроении. То там, то здесь шутили, и десятники не одергивали воинов. Нечасто за последнее время появлялся повод к веселью.

— Ты что так хмур, Всеславушко? — ласково обратился Даниил к дружиннику, едущему рядом с ним.

Всеслав был его верным другом с самой юности. Не раз он помогал князю выбраться из переделок, но так и оставался простым дружинником, отказываясь от любой перемены своего положения.

— Да что-то сердце ноет.

— Здоров ли? — тревожно переспросил князь.

— Да здоров, неспокойно мне что-то, сердце будто червь точит. Чую беду.

Лицо князя посуровело.

— Откуда ж беде взяться?

— То-то и дело, что не знаю.

Всеслав какое-то время ехал молча.

— Знаешь, князь, давай сделаем вот что, — продолжил, словно что-то обдумав, он, — от-дай-ка мне свой плащ богатый да шапку соболью, а сам с несколькими воями лесными тропками езжай домой, а мы так поедем. Посмотрим, что к чему.

Князь был обескуражен.

— Ты всерьез предлагаешь мне прятаться от неведомо какой опасности?

— Может статься, я предлагаю тебе обмануть беззубую. Сейчас смутное время, все может произойти. Ты нужен галичанам.

Князь с сомнением покачал головой.

— Я прошу тебя, князь…

Даниил снова отрицательно покачал головой.

— Я никогда ни о чем тебя не просил…

— Это верно… Никогда.

— А теперь прошу, давай сделаем по-моему.

Даниил задумался. Потом неохотно махнул рукой.

— Давай. Хоть недолго в князьях походишь, — улыбнулся он, — то-то моя княгинюш-ка удивится, встретив тебя на пороге!

Лицо Всеслава осветила радость.

— Встретимся вечером на пиру в твою честь.

Всеслав неловко пожал плечами.

— Не стоит, все же я простой человек…

Накинуть плащ и надеть княжью шапку было делом недолгим. Через несколько минут князь с десятком самых верных дружинников углубился в лес, а Всеслав с остальными поскакали навстречу своей судьбе. Далеко не всем было суждено сегодня встретить закат солнца.

Сокол князя, словно чуя беду, на руку к Даниилу не сел, взлетел ввысь, к солнцу, и упал камнем вниз.

С появлением князя все сразу встало на свои места. Первым делом Даниил велел успокоить народ и объявить, что весть о его гибели преждевременна. Для этого он сам проехал по городу, чтобы простой люд мог в этом убедиться воочию.

В городе как будто ничего не изменилось. Ворота закрывать не стали, просто усилили охрану. Словом, все было сделано для того, чтобы не будить в людях страх и уверить их в том, что они по-прежнему находятся под защитой своего князя.

По возвращении Даниил собрал сотников и тысяцких у себя, чтобы обсудить происшествие.

Пришел и Георгий. Он был хмур, недавнюю радость сменила тревога. Пропал его друг Михаил. Тело сотника так и не нашли.

Из его сотни погибло около трети. Из воинов, которыми командовал Всеслав, осталось и того меньше. Засада была рассчитана на большую дружину. Оставалось непонятным, как такой крупный отряд смог подойти близко к городу.

Михаил пропал без вести. Всеслав был тяжело ранен, но еще жив. Повода для веселья не было. Но все равно в присутствии князя все чувствовали себя увереннее.

Совет длился недолго.

Князь молча выслушал доклады, раздал указания. Потом отпустил большую часть присутствующих.

С некоторыми говорил отдельно и обстоятельно. А Георгия и вовсе оставил напоследок. Тот сидел в стороне и ждал своей очереди. Когда дверь за последним закрылась, князь жестом попросил его приблизиться.

Георгий подошел и встал прямо перед князем в ожидании распоряжений. Ему, в отличие от других, нечего было стыдиться. Он оказался одним из немногих, кто не потерялся в то короткое время, когда разнеслась весть о гибели князя, и тот знал об этом.

Даниил, князь Галицкий, некоторое время молчал.

— Почему ты сохранил верность моему брату и сыну Льву и призывал к этому других? — наконец спросил он.

Георгий удивленно поднял глаза на князя, встретившись с его взглядом.

— Я не мог поступить никак иначе.

Сотнику и в голову не могло прийти, что он предложил бы что-то иное.