Книга Женщины, изменившие мир - Дарина Григорова

Однажды вечером Жорж Санд передала Паджелло конверт. Он спросил, кому его вручить. Тогда она отобрала конверт и надписала: «Глупышке Паджелло». В конверте находился искусно составленный список ошеломляющих вопросов: «Только ли хочешь меня или любишь? Когда твоя страсть будет удовлетворена, сумеешь ли ты меня отблагодарить? Знаешь ли ты, что такое духовное желание, которое не может усыпить никакая ласка?» Позднее он писал, что попал в силки к прекрасной ведьме.

Поправившись, Мюссе потребовал объяснений. Она напомнила ему, что перед болезнью поэт заявил о разрыве с ней, так что она считает себя свободной. Альфред засобирался в Париж, а любовники хотели отправиться в Альпы.

В марте 1834 года Альфред де Мюссе уехал из Венеции, Жорж Санд осталась там еще на пять месяцев, работая над романом «Жак». И Санд, и Мюссе сожалели о разрыве, между ними продолжалась переписка. Санд вернулась в Париж с Паджелло, который написал своему отцу: «Я на последней стадии моего безумия… Завтра я выезжаю в Париж; там мы расстанемся с Санд…» При первой же встрече Санд и Мюссе возобновили отношения. Однако через некоторое время, устав от сцен ревности, череды разрывов и примирений, Санд ушла. Альфред де Мюссе через всю жизнь пронес воспоминание об этой мучительной для обоих связи. В своей «Исповеди сына века» (1836) под именем Бригитты Шпильман он изобразил бывшую любовницу, в эпилоге выразив надежду на то, что когда-нибудь они простят друг друга. Уже после смерти Мюссе Санд описала их отношения в романе «Она и он» (1859), вызвавшем негативную реакцию брата Альфреда — Поля, который ответил ей романом «Он и она».

В 1835 году Жорж Санд приняла решение развестись с мужем и обратилась за помощью к известному к адвокату Луи Мишелю. В январе 1836 года Санд подала в суд жалобу на мужа. Заслушав свидетелей, суд поручил воспитание детей госпоже Дюдеван. Казимир Дюдеван, боясь потерять ренту, не защищался и согласился на заочный приговор. Однако вскоре при разделе имущества между бывшими супругами возникли разногласия. Дюдеван обжаловал решение суда и изложил свои претензии к жене в особом меморандуме. Мишель был защитником Санд на возобновившемся в мае 1836 года бракоразводном процессе. Его красноречие произвело впечатление на судей, мнения их, однако, разделились. Но на следующий день Казимир Дюдеван пошел на мировую: он должен был воспитывать сына и получал в пользование отель Нарбонн в Париже. Госпоже Дюдеван поручалась дочь, за ней оставался Ноан.

Свободная, словно птица, писательница вновь открылась для новых чувств и эмоций. Как-то на очередном вечере она встретила польского пианиста, чьи импровизации восхищали весь Париж. Перед этим Шопен получил жестокий удар от невесты. Она решила, что великий композитор создан для любви и страсти, а не для серой прозы семейной жизни, и предпочла ему графа. Шопен хотел утопить отчаяние в любви к другой женщине, но вновь ошибся. Только в музыке он находил утешение, поэтому после того, как часть гостей удалилась и остались наиболее близкие друзья дома, Шопен уселся за фортепиано и начал импровизировать. Окончив свою музыкальную сказку, он поднял глаза. Перед ним, опершись на инструмент, стояла просто одетая дама; от нее веяло ароматом фиалок. Она смотрела так, словно старалась проникнуть темными глазами в его душу.

Она подошла к нему вместе с Листом и стала рассыпаться в похвалах по поводу блестящей импровизации. Шопен был польщен. Он кое-что знал о Жорж Санд — что она известна, что у нее было несколько любовных связей, что она вообще необыкновенная женщина, но, взглянув на нее, остался совершенно спокоен. Знаменитая писательница ему даже не понравилась.

Но не красотой одной побеждает женщина. Если принять во внимание, что Жорж Санд не только часто меняла любовников, но и нисколько не церемонилась с ними, в ее характере и умении держаться с мужчинами было, вероятно, нечто настолько притягательное, против чего не могли устоять даже те, кто явно не симпатизировал ей и не любил ее. Лучшего доказательства, чем любовь Шопена, нельзя и сыскать. Нежный, хрупкий, с женственной душой, проникнутый благоговением ко всему чистому, идеальному, возвышенному, он вдруг влюбился в женщину, которая курила табак, носила мужской костюм и смело вела самые свободные разговоры.

Когда она сблизилась с Шопеном, он был уже болен, поэтому врачи порекомендовали сменить климат на более мягкий. Местом их совместного проживания стала теплая Мальорка. Сцена другая, но обстановка та же, да и роли оказались одинаковыми — с одним и тем же грустным концом. В Венеции Мюссе, убаюкиваемый близостью Жорж Санд, одевал стройные стихи в искусные рифмы, на Мальорке Шопен создавал свои баллады и прелюдии. В разгар страсти Мюссе тяжело заболел, заболел и Шопен. Когда у композитора от прогрессирования чахотки стал портиться характер, Жорж Санд стала тяготиться им, тем более что теперь с ней были ее дети. С Фредериком у них отношения не сложились, и это ужасно расстраивало Санд. «Это человек необыкновенной чувствительности: малейшее прикосновение к нему — это рана, малейший шум — удар грома; человек, признающий разговор только с глазу на глаз, ушедший в какую-то таинственную жизнь и только изредка проявляющий себя в каких-нибудь неудержимых выходках, прелестных и забавных» — так описывал Шопена Генрих Гейне…

Нужно было заканчивать. Но как? Шопен слишком к ней привязался и не хотел разрыва. Тогда она написала роман, в котором под вымышленными именами изобразила себя и своего возлюбленного, причем героя (Шопена) наделила всеми мыслимыми слабостями, а себя возвеличила до небес. Шопен же не узнал или не пожелал узнать себя в образе молодого человека, очаровательного эгоиста, любимого Лукрецией и ставшего причиной ее преждевременной смерти. В 1846 году между Шопеном и подросшим Морисом произошел конфликт, в результате которого последний объявил о своем желании покинуть дом. Санд приняла сторону сына: «Этого не могло быть, не должно было быть, Шопен не вынес моего вмешательства во все это, хотя оно было необходимо и законно. Он опустил голову и сказал, что я его разлюбила. Какое богохульство после восьми лет материнской самоотверженности! Но бедное оскорбленное сердце не сознавало своего безумия…»

Шопен уехал в ноябре 1846 года, поначалу он и Жорж обменивались письмами. К окончательному разрыву Шопена подтолкнула дочь Санд. Соланж, поссорившись с матерью, приехала в Париж и настроила Шопена против нее.

Спустя год после разлуки Шопен и Жорж Санд встретились в доме одного общего друга. Полная раскаяния, она подошла к бывшему возлюбленному и протянула ему руку. Красивое лицо Шопена покрылось бледностью. Он отшатнулся и вышел из зала, не промолвив ни слова…

Среди любовников Жорж Санд были гравер Александр Дамьен Мансо, который познакомился с ней, когда ему было 32 года, в то время как ей — 45, и душа в душу прожил с ней вместе 15 лет, а также художник Шарль Маршал, которого Санд называла «мой толстый ребенок». Когда они повстречались, Шарлю было 39 лет, а Санд — 60.

Ходили упорные слухи о ее связях и с другими мужчинами, в частности с литературным критиком Гюставом Планше, который однажды даже вызвал на дуэль другого критика, позволившего себе отозваться без должного почтения об очередном романе Жорж Санд. Правда, нет доказательств того, что между ними существовала иная любовь, кроме любви к литературе. Нет ясности и относительно того, были ли у Жорж Санд сексуальные связи с женщинами. Своей близкой подруге, актрисе Мари Дорваль, она писала письма, которые сегодня считались бы эротическими, хотя в те далекие и славные времена были достаточно распространенным явлением и часто встречались в переписке между подругами. Маленький отрывок из одного письма Жорж Санд, адресованного Мари Дорваль, может служить примером того, какая тесная, глубокая и горячая дружба связывала этих женщин: «…в театре или в твоей постели… я просто умираю от желания поскорее увидеть и горячо поцеловать тебя, моя леди, либо я совершу что-нибудь совершенно безумное!»