Книга Маленький нью-йоркский ублюдок - М. Дилан Раскин

— Дилан, — ответил я. — Я — Дилан, а ты — малютка Джемми.

Знаю, о чем вы подумали. С какой стати я соврал про имя? А я и сам не знаю. Врать не люблю, как уже говорил, я вовсе не патологический лгун. Ну что теперь поделаешь — расстраиваться по этому поводу? Ложь случается. И кроме того, не такая уж это и сильная ложь, Дилан — мое среднее имя, половина моих знакомых так меня и зовет. Честно говоря, я предпочитаю это имя. А вот имя Майк — терпеть не могу. Типичное имя для «крутого парня». За всю жизнь я ни разу не встретил Майка, который не был бы полным нулем и законченным сраным выпендрежником. Не знаю, о чем думали родители, когда решили назвать меня этим дерьмовым именем, но меня это просто из себя выводит.

Ну ладно, сообщив Джемми, что меня зовут Дилан, я заплатил по счету и вышел через магазин сувениров. Я пребывал в такой эйфории от перспектив предстоящей ночи, что едва держал себя в руках. Так разволновался, что понесся к машине сломя голову. Местный сброд на стоянке, должно быть, подумал, что я спасаюсь от погони, но мне было насрать. Я бежал себе и бежал — и вдруг заметил кое-что, чего раньше не замечал. В пятидесяти футах от ресторана, недалеко от места, где я оставил машину, была широкая зеленая лужайка с прудом посредине. Уж не знаю, как я умудрился не заметить его раньше, но вот как-то умудрился. Берег был крутой, и расположен этот пруд был настолько здорово и незаметно, всего-то и делов что просто сбежать вниз. Трава была все еще влажной от этой поганой утренней росы, так что спуск казался не совсем безопасным, но все обошлось, и я очутился у пруда. Там было так безлюдно и спокойно, что я чуть в обморок не упал. У меня прямо бабочки в животе запорхали. Вокруг нет никого, кто бы мог меня побеспокоить. Там не было ни чаек, ни паршивых вонючих голубей как в Нью-Йорке, которые так и норовят нагадить на голову. Было так спокойно, словно вдали от обыденности. Небо было затянуто облаками, но местами солнце проглядывало, так что можно было подставить лицо теплым лучам, и делать это было страшно приятно. Сев на траву, я стал глядеть на рябь от переменчивого ветра на воде. Будто в том неведомом краю, о котором я всегда мечтал. Вся идеальная анонимность и исключительность, которых я так жаждал, находилась здесь, у этого пруда. Никто не спрашивал, собираюсь ли я найти работу, как меня зовут, нет ли у меня маниакально-депрессивного психоза. Никто не заставлял никуда звонить или писать имэйлы. Никакого подобного дерьма. Вроде бы все, о чем я мечтал, но, верите или нет, по какой-то неясной причине что-то мешало полному счастью. Что-то внутри не срабатывало. Не знаю точно, было ли это давление независимости или что-то более сложное и мрачное, но в душе я чувствовал надлом и безнадежность. Каким бы прекрасным ни был тот пруд, я не мог сидеть около него вечно. Рано или поздно пришлось бы держать ответ. Я скрестил руки на коленях и положил на них голову. Было такое чувство, будто отец и Клео стоят рядом со мной и улыбаются. Было ли это на самом деле — не уверен, но мне их там очень не хватало. И чем дольше я сидел у пруда, размышляя, тем яснее становилось, что нужно продолжать путь. Было очень больно думать о них и скучать по ним, понимая, как бы им понравился этот пруд. Мне начало казаться, что нечестно сидеть тут одному и наслаждаться, когда их нет рядом. Как-то это было нехорошо, поэтому я оторвал свою задницу от земли и пошел к машине.

По пути я увидел такое, что глазам не поверил. Чуть штаны не обмочил. В нескольких шагах от моей машины, стоял «Крайслер Лебарон» с именным знаком «Джемми 5». Какой кошмар. Я не мог поверить, что такая милая и умная девушка, может быть обладателем такого гнилого отстоя на колесах, как «Крайслер Лебарон». У меня ко всем автомобилям «Крайслер» и их обладателям личная неприязнь. На мой взгляд, «Крайслер» — чисто понтовая компания, которая выпускает нефункционирующие куски металлолома. Я этот концерн на дух не переношу. И хватаюсь за крест всякий раз, когда машина этой сатанинской марки проезжает мимо. Любой, кто приобретает такую машину — по-моему, просто недоумок. Вы и представить не можете, что я почувствовал к Джемми, увидев эту машину. Весь запал как рукой сняло. В общем, от всей этой ситуации меня уже и так подташнивало, но тут я вспомнил еще кое-что. До меня дошло, что из «Беймонта», куда я пригласил Джемми, я уже выписался. Я совершенно позабыл сказать, что меня там не будет, что я еду в Чикаго. Не знаю, что у меня с головой произошло. Временами я бываю тупейшим из двуногих. Я стоял около своей машины, вслух ругая самого себя, а все старики, сидевшие на улице, пялились на меня. «Да что у тебя с головой, Раскин?» — твердил я. И уж совсем было собрался пойти внутрь и, несмотря на то, что она оказалась дурой с «Крайслером», предложить ей встретиться со мной в Чикаго, но потом решил не запариваться. Может, и стоило, конечно, хотя бы из принципа, но я не стал. Меня тянуло блевать от этой ситуации с «Крайслером Лебароном». Да пошло оно все, рассудил я. Правая рука у меня еще действует. И с этой мыслью я вскочил на коня и помчался вон из Тинли-Парк.

И снова на шоссе, ведущем к Чикаго, я наблюдал в зеркальце заднего вида, как исчезает вдали этот стремный городишко. На дорогах было относительно свободно, что было очень кстати, так как начался дождь. Сначала просто моросило, а когда я подъезжал к «Дэйз-инн», уже лило как из ведра. Что тоже было весьма кстати, поскольку, подъехав к стоянке, я почувствовал себя жалким и никчемным. Это был уже третий отель за пять дней. Все эти перемещения начинали отзываться в моей психике погребальным звоном.

Паркуясь, я включил аварийку, чтобы чикагские фашисты-полицейские не вздумали взять с меня штраф или отогнать машину на штрафстоянку, чего мне в тот момент больше всего недоставало. Захватив сумку, я зашел внутрь. Как и в прошлый раз, в вестибюле было полно припонтованных идиотов и дегенератов, которым, конечно же, понадобилось повернуться и уставиться на меня в упор. Этот вестибюль смахивал на паршивую автобусную остановку, полную всякого сброда. Даже девушка на ресепшене казалась отмороженной. Не настолько жуткая, как прошлая, но все же явно звезд с неба не хватает. И очевидно агрессивно настроена. Я протянул ей номер брони, который мне дала та нацистка, эта же заставила меня выложить сто баксов вперед за первую ночь. Ну разве так можно? Нет, все-таки жизнь на этой планете положительно становится слишком дорогой. Я спросил, в какой валюте платить, в песо, что ли, но так же, как и та крыса из Мичигана, она моего юмора не оценила. Вместо этого выдала ключ от номера 606 и пожелала всего хорошего. «Как же, дождешься», — пробурчал я и ушел.

Я решил, что прежде, чем переставить машину, неплохо бы закинуть сумку в номер, чтобы не тащиться с ней до гаража на углу. Лестницы я так и не нашел, пришлось подниматься на лифте. Видели бы вы этот лифт. Вы бы и заходить в него не стали, верняк. Старый скрипучий кусок дерьма. Не думаю, что ездил когда-нибудь в таких отстойных лифтах, поверьте, хотя в каких только не доводилось бывать в Нью-Йорке. Этот же был просто из ряда вон. Внутри очень погано покрашен, сходу видать, что в стенках много дырок и пробоин, и чтобы придать всему этому презентабельный вид, присобачили картон и намазали немеряно краски. Но вышло еще хуже, уверен, что работу делали какие-то безрукие придурки. Вдобавок он был выкрашен в отвратительный голубой цвет. Почему некоторым нравится этот гнусный голубой оттенок, никак в толк не возьму. Этот цвет напоминает мне стены больниц и начальной школы. Почему его используют коммерческие заведения — за пределами моего понимания. Вдобавок ко всему всю дорогу до шестого этажа лифт трясся, как калечный старик. Я так от этого разнервничался, что чуть прямо в лифте не нагадил. Но в конце концов дверь с визгом открылась и выпустила меня наружу.