Книга Золото - Крис Клив

Когда в палату вошла Кейт, Зоя оглянулась.

Их взгляды встретились. Глаза Зои, наполненные страхом, вызовом и тоской, Кейт не сможет забыть никогда. Она помнила их даже теперь, столько лет спустя, хотя давно считала Зою подругой.

Кейт оторвала два листочка туалетной бумаги, положила один на другой и осторожно опустила на поверхность воды в унитазе, чтобы накрыть последнюю прядь волос Софи. Бачок успел наполниться, и Кейт снова нажала рычаг и смыла в канализацию волосы вместе с бумагой. Удостоверившись, что теперь ничего не осталось, она закрыла крышку и снова села. Ярко светила голая лампочка. Кейт случайно задела серый, растрепанный шнурок, с помощью которого включался и выключался свет. На его конце раскачивалась из стороны в сторону золотая медаль, выигранная ею на чемпионате стран Содружества.

Восточный Манчестер, Клейтон, Баррингтон-стрит, 203, кухня

Джек в третий раз услышал шум сливного бачка.

– У тебя там все в порядке? – крикнул он.

– Все нормально! – ответила Кейт. – Просто мою этот чертов унитаз.

Джек улыбнулся. Как это похоже на Кейт – как это похоже на них обоих… Они терпеливо сносили беспорядок – ведь в доме растет ребенок, – но иногда теряли терпение и доводили до идеальной чистоты унитаз, раковину или кухонную плиту – словно эта усердная чистка могла заставить выстроиться по стойке «смирно» другие неодушевленные предметы их жизни. «Может быть, – подумал Джек, – стоит нанять уборщицу?» Это было бы хорошо и для него, и для Кейт. Да и здоровью Софи никакого вреда не будет, если поверхности в доме вымоет и почистит кто-то другой, у кого к этому лежит душа, а не они, входящие в тысячную долю процента населения Земли из-за блестящих показателей емкости желудочков сердца при анаэробном пороге.

Джек начал насвистывать задорную мелодию.

Софи, шаркая тапочками, вошла в кухню и вдруг уселась на пол, выложенный белыми и синими керамическими плитками. Осела, как крыша, отяжелевшая от дождя.

– Ты руки вымыла, моя уже большая девочка?

Софи ничего не ответила и уставилась на пол. Это было на нее не похоже.

Джек устроился рядом с ней.

– Все хорошо?

– Отлично.

– Точно?

Софи прижала ладони к полу и принялась сплетать и расплетать пальцы.

– Плохо себя чувствуешь? – догадался Джек. Софи растерялась, но покачала головой.

– Умница. Ты поправляешься. Если у тебя слабость, значит, химия уже действует. Мы начали этот курс четыре дня назад, верно? Слабость – знак того, что твоему организму становится лучше.

Софи изумленно вытаращила на отца глаза. Джек улыбнулся. Когда дочь смотрела на него так, словно он чокнутый, она на миг казалась ему здоровой.

– Софи?

– Что?

– Даже если тебе кажется, что я – полное дерьмо, все равно я твой папа, ясно? – Джек сжал плечи дочери. – Мы победим эту болезнь, мы останемся непреклонными.

– Я хочу остаться сильной.

– И непреклонной!

– Какая разница?

– Быть непреклонной, Софи Аргалл, означает вот что: ты стоишь перед расстрельной командой, тебе предлагают завязать глаза, а ты говоришь «не надо».

– Почему?

– Чтобы искать путь для побега – до последней секунды. Командир взвода спрашивает, есть ли у тебя последнее желание, и ты говоришь: «Да, сигаретку…» – а потом куришь медленно-медленно и все время ищешь глазами путь для побега – и находишь! Вот что такое непреклонность.

– Это курение.

– Ну ты же понимаешь, о чем я говорю.

– От курения бывает рак. Так говорит доктор Хьюитт. Джек усмехнулся.

– Слушай, детка, можешь передать доктору Хьюитту от меня вот что: если я хоть раз увижу, что ты куришь, – если только ты не будешь стоять перед расстрельной командой, – я тебя сам пристрелю.

Софи смотрела на него спокойно, Джек вдруг почувствовал чудовищную усталость.

– Ох, милая, я говорю все это лишь потому, что люблю тебя, а не потому, что мне так уж хочется увидеть, как тебя убивают. Это просто часть моей работы папой, понимаешь? По той же причине я так строг насчет того, чтобы ты вовремя ложилась спать и чистила зубы. Непреклонность всегда и во всем, поняла?

Ответа не последовало. Софи склонила голову к плечу. Понять что-либо по ее глазам было невозможно.

– В чем дело? – спросил Джек.

– Папа, а ты когда-нибудь бываешь в себе неуверен?

– Я? Нет. Я всегда уверен в себе.

– У тебя голос уверенный.

– Ну да. Потому что я сам такой.

– Пап?

– Что?

Софи зажмурилась, сглотнула подступивший к горлу ком и побледнела.

– Ничего.

– Тебя подташнивает?

– Нет.

Джек потрогал ее лоб.

– Ты немножко горячая.

– Все в порядке.

Джек сидел рядом с ней на полу и держал дочку за руку. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Ему нравилось проводить время с Софи – при всем, что с ней происходит. Когда впервые поставили страшный диагноз, Джек и представить себе не мог, что в их семью может вернуться счастье. Казалось, там, где живет смертельно больной ребенок, родители должны вести себя со стоическим спокойствием, с бесконечной тяжкой серьезностью, способной даже птиц притянуть к земле и лишить яркости солнечный свет. Около года Джек примерно так себя и вел, но мало-помалу это состояние перерос.

Впасть в тоску можно только в том случае, если ты позволял себе привязываться к мелочам; если разрешал россыпи мгновений соединиться и потянуть тебя вниз, перенося по глупости эти мгновения на всю твою жизнь. А если ты вот так сидел на полу в кухне, наслаждаясь прикосновением босых ступней к плиткам, согретым теплым апрельским солнцем, и вдыхал запах своего ребенка – запах тепла и лекарств, тогда все было отлично.

Хорошо, что он гонщик. Переносить тренировки, особенно боль, с которой связаны спринтерские гонки, можно, только если воспринимаешь жизнь по доле секунды. С этим ощущением ты пересекал финишную черту, входил в раздевалку, а затем выходил в обычную жизнь, перебросив через плечо сумку с комбинезоном, мокрым от пота. Одно-единственное мгновение боли никогда не становилось невыносимым, если только ты не позволял ему соединиться с другими мгновениями – по обе стороны от него. Атомы времени можно обучить действовать четко, внутри жестко разграниченных кабинок дня.

Софи прижалась к Джеку и заснула. Он улыбнулся. Ему казалось, что он слышит, как гудят световые мечи в снах его дочери.

В кухню вошла Кейт и устремила на дочь с мужем любящий взгляд. Сегодня она выглядела такой усталой! Джек понимал, что жене тяжелее, чем ему. Она слабела и страдала от того, что слабеет и страдает дочь, и с этим ничего нельзя было поделать. Джек заставлял себя верить в химиотерапию, но знал, что Кейт постоянно спрашивает себя, нельзя ли каким-то образом вырвать из груди сердце и протянуть его богам, наколов на заостренную палочку? Порой ей казалось, что именно это она упустила в своей решимости сделать для Софи все возможное. По вечерам Кейт долго не ложилась спать – изучала анализы крови Софи, а по утрам вставала пораньше, чтобы испечь особый хлеб с зернами полевых злаков и пониженным содержанием клейковины. А еще она пропускала тренировки, стараясь устроить что-нибудь для поднятия духа Софи – вроде вчерашнего путешествия на «Звезду смерти».