Книга Измена генсека. Бегство из Европы - Анатолий Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце апреля Буш уже весьма раздраженно говорил о неутомимых просьбах советского президента. «Следует преподнести ему урок классической экономики. Бизнес есть бизнес». Но более важным было то, что Буш сказал через несколько дней — 29 апреля 1991 года, когда встречался с представителями сельскохозяйственного пояса США. Буш выразил сожаление по поводу реформ, «которые, я думаю, намеревается провести Горбачев, и которые я знаю, желает осуществить мистер Ельцин». Советское посольство передало слова Буша в Москву, и Горбачев был разъярен.
23 апреля 1991 г. Горбачев собрал лидеров девяти союзных республик (три славянские и шесть мусульманских) на государственной даче в подмосковном Ново- Огареве (9+1). Эта встреча длилась девять с половиной часов. Был сделан (подписанный всеми десятью переговорщиками) призыв к созданию нового Союза. Казалось, блеснул шанс остановить дезинтеграцию — Ельцин (как и растущий политически Нурсултан Назарбаев) не ставили задачи крушения «обновленного» союза.
А вообще-то, позиция Горбачева была отчаянной. Повсюду в республиках националисты правили бал вопреки ясной воле мартовского референдума, когда почти три четверти населения СССР высказались за единую страну. Переговоры с балтийскими государствами с начала апреля велись в обстановке практической безнадежности. 9 апреля 1991 г. Верховный Совет Грузии единогласно проголосовал за восстановление независимости страны. Молдова, Армения и Азербайджан вышли из переговорного процесса. По мере усиления этих тенденций пять «основополагающих» республик — Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан и Узбекистан встретились в Киеве 18 апреля 1991 г.
Горбачев в это время любовался японской Фудзиямой, проходил его государственный визит в Японию. Страсть к знакам признания и сейчас сыграла с Горбачевым дурную шутку. Он был более всего нужен на поле решающей битвы в Киеве. Без него руководители республик, подталкиваемые Ельциным, вели себя более раскованно, и не скрывали тяги к самостоятельности. Соглашение от 23 апреля 1991 г. представляло собой весьма резкий сдвиг от Центра в сторону республик. Хотя многие детали предстояло еще утрясти, но общая тенденция была очевидна — Горбачев проигрывал. Его представители еще делали вид, что происходящее может обернуться позитивным образом, но американский посол видел, что происходит то, о чем ему так смело и твердо говорил Руслан Хазбулатов еще в августе предшествующего года. Крах и развал величайшей державы мира. Оглашенное 24 апреля соглашение предполагало не «союзное государство», а союз «суверенных государств». В течение шести месяцев после подписания новой конституции во всех республиках будут проведены выборы.
Тяжко было Горбачеву и на своем коммунистическом фронте. На состоявшемся 24–25 апреля 1991 г. пленуме ЦК КПСС укрепились антигорбачевские силы — Гидаспов в Ленинграде, Гуренко на Украине, Малофеев в Белоруссии. Масса жалоб и откровенное недовольство руководством — все это Горбачев предчувствовал. Ситуация в стране ухудшалась. Подверглась критике и внешняя политика страны. Почему СССР полностью на стороне американцев в Персидском заливе? Даже не очень осведомленным гражданам СССР было ясно, что Договор об обычных вооружениях и вооруженных силах в Центральной Европе является односторонней уступкой Советского Союза. Выходящие с заводского конвейера новейшие танки тут же шли на переплавку.
Пожалуй, впервые даже привыкшие к дисциплине и подчинению партийные боссы отдельных областей и республик увидели, что отступать им некуда, и что Горбачев завел их на бойню истории, звякнув на прощание призывным колокольчиком. Для наивной публики, не верящей в предательство царя, он, до последнего борясь за свою власть, изо всех сил изображал киевские соглашения как свою победу. Декларация «девять плюс один» была опубликована именно в день открытия партийного пленума.
Горбачев извивался ужом. Чтобы «купить» часть правых, он издал декрет, объявляющий незаконным национализацию собственности партии в Армении. В декрете, правда, ничего не говорилось, как Горбачев намеревается реализовать свой декрет, но не многие уже от него это требовали, пустопорожняя болтовня советского президента стала уже привычной — и для многих отвратительной.
Впервые провинциальные и столичные секретари были готовы схватиться с Горбачевым, хотя инстинкт покорности был еще очень ощутим был в решающих голосованиях, когда у партийных профессионалов не сработал даже инстинкт самосохранения. Что печальнее всего, дети военного поколения, не щадившего ради Родины жизни, менее всего думали о сбитой с толку стране, заболтанной неправильным словом «перестройка». Партийная машина, как и государственный аппарат, была рабски слепа и глуха, материальный пир жизни стал важнее Отечества. Они, видит Бог, рабской покорностью и низменным материализмом заслужили свою незавидную судьбу.
И при этом было видно, что Горбачева, весьма грубо защищавшего свои позиции, партийная лояльность уже не повергнет к курсу партийного большинства. Он уже сделал свой выбор. Он пригрозил уходом с поста генерального секретаря, если пленум не выразит ему доверия. Впервые многие региональные деятели ощутили, что вождь не с ними, что он идет своей дорогой. Он ведет их на бойню истории, оставляя за собой право ускользнуть от ее (истории) гильотины.
Американский посол был прав, докладывая в Вашингтон, что «Горбачев вне опасности». Американцам неясно было «сколь многое имеет в виду Ельцин, ставя подпись под новоогаревским соглашением». Горбачев способен согласиться на «круглый стол» с оппозицией. Теперь он готов позволить левым и правым иметь внутри КПСС собственные партии. Собеседники (типа Бессмертных) предупреждали, что с роспуском (или расколом) партии Горбачев этот роспуск переживет ненадолго. Так же считал и Шеварднадзе — лучший министр для американцев.
Весной 1991 г. Советский Союз очевидным образом покатился под гору. Развязанные Горбачевым силы вышли из-под контроля, советская экономика оказалась на грани коллапса. «Горбачев, — полагает Мэтлок, — стал мечтать о чуде. О том, чтобы его друзья из развитых индустриальных стран собрались вместе и организовали массивную международную помощь. Ведь потратили же они на спасение маленького Кувейта огромные суммы. И России они обещали почти неограниченную помощь. Даже 20–30 млрд. долл. было бы незначительной суммой — ведь он завершением «холодной войны» спас им гораздо больше». (Стандартная цифра спасенного благодаря окончанию холодной войны — 3 триллиона долларов в ценах 1991 г.)
Мэтлок не переставал удивляться «поверхностности и легкой переменчивости российской политики: на протяжении месяцев российский Верховный Совет и Съезд народных депутатов отказывались установить в РСФСР президентство; всего лишь шесть недель назад Ельцин находился под суровой угрозой лишения поста председателя парламента. Но вот теперь общественное мнение двинулось в его пользу столь стремительно, что даже скептики в его окружении были вынуждены своими избирателями поддержать его».[93]Ельцин прекратил забастовку шахтеров, длившуюся уже два месяца, обещанием высвободить их из-под власти Министерства угольной промышленности. Словно они были кому-то нужны еще. Словно частный владелец шахты будет о них заботиться рачительнее.
